Впереди была небольшая дубовая роща. Я еще подумал — «обойти, не обойти», но дорожка шла через рощу, и мы углублялись в нее. Немец мой шел вроде спокойно, хотя и рыскал изредка глазами по сторонам.
Где-то пели невидимые птицы. Солнце упруго пробивалось сквозь голые ветви. На некоторых деревьях уже набухали почки.
«Глубокий тыл», — подумал я.
— Гут, — улыбчиво сказал немец. Видно, и на него подействовало наступление весны.
— Гут, гут, — повторил я.
Как-то забылась долгая и, в общем, бессмысленная дорога, и на душе стало хорошо. А когда мы вышли из рощи, я от радости глазам своим не поверил.
По шоссе тянулась колонна — газик, за ним пять или шесть подвод.
Я подтолкнул вперед Ганса:
— Шнель! Бегом!
Мы побежали и скоро уже оказались возле шоссе.
— Братцы! Кто у вас старшой? — кричал я.
— А тебе што? — спросил один из возниц. — Откуда ты сорвался, да еще с фрицем?
— Кто старшой у вас? — злясь, повторил я.
— Старшой — младший лейтенант, он в машине, — объяснил возница.
Я опять подтолкнул Ганса и бегом к машине.
— Товарищ младший лейтенант! Товарищ младший лейтенант!
Машина остановилась, и из нее вывалился грузный пожилой младший лейтенант.
— Чего тебе?
— Товарищ младший лейтенант, — начал я. — Пожалуйста, возьмите у меня этого пленного. Понимаете ли…
— На кой лях он мне сдался! — не дослушал меня младший лейтенант. — И куда я его повезу? Нет уж, ты веди его куда положено.
— Да далеко, — признался я. — Мы уже вторые сутки…
— Не знаю, какие сутки у вас, а мы вот вторые сутки свой полк догнать не можем. Будь здоров! — И он полез в кабину. — Поехали! — приказал шоферу.
Я с моим Гансом остался ни с чем.
— Давай посидим, — сказал я ему и первым присел у дороги.
Немец сел тоже.
— Если б ты знал, как ты мне опостылел! — в сердцах сказал я. — Гнида ты несчастная, а не человек! Свалился на мою шею!
Посидели, помолчали, потом пошли дальше.
Километра через три показалось небольшое селение. Деревня не деревня, больше похожа на хутор. Ни наших военных, ни цивильных в селении не было.
Я посмотрел на карту — нет такого.
И вообще карты здорово врали, особенно когда мы попали в Польшу, а потом в Германию.
Дома были целы, но никаких признаков жизни.
Тут я то ли загляделся на пустое селение, то ли упустил что-то, но случилось непоправимое.
Я и опомниться не успел, как Ганс сбросил с рук ремень, схватил меня за грудки и начал бить головой о столб.
Когда я чуть пришел в себя и поднялся, немца уже не было.
Я бросился в одну сторону, в другую — нет. Хорошо хоть, автомат мой он не забрал. Я выпустил очередь вправо и влево, наугад, но все было бесполезно. Я почувствовал, как у меня разламывается голова. Тронул затылок — кровь.
Я вернулся к месту происшествия, поднял шапку и ремень и, совершенно обессиленный, опустился на землю.
Что было делать?
— А может, все-таки сказать, что при попытке к бегству?
Валя утешала меня как могла. И голову перевязала. И умыла. И поила спиртом.
— Кто поверит? — отвечал я сам же себе. — Болтался с этим немцем двое суток, и вдруг при попытке к бегству?
Наступил вечер, и мне предстояло опять остаться ночевать у Вали. Только сегодня, как назло, у нее было ночное дежурство.
— Я к тебе буду забегать, — обещала она.
Одно к одному. И тут не повезло.
Но дежурство у нее оказалось спокойное, и мы, по существу, полночи провели вместе.
— Скажи, Валя, почему ты сказала, что «дрянь баба»?
— Так и есть, — говорила она.
— А все же!
— Не надо об этом! — попросила она. — Лучше обними меня покрепче!
Потом она убегала на полчаса и вновь возвращалась, а мне все было ее мало.
К двадцатому апреля мы уже прошли Госту, Першен, Дрешниц и Шефенберг. Где-то впереди Шпрее. Дороги забиты техникой и войсками. Много пленных. Они идут в тыл сами во главе с офицерами.
История с моим сбежавшим немцем забылась, хотя на первых порах было худо. И издевки, и смешки, и откровенный нагоняй от майора Третьякова. Хорошо, что он как-то пропустил мимо ушей мой доклад о пяти сутках ареста, полученных от маршала Конева.
В местечке Грос-Мессау на нас налетели немецкие «мессеры», дали несколько пулеметных очередей, но все обошлось благополучно.
Мы остановились в доме немца, у которого было двое русских рабочих: молодая женщина с ребенком из Брянска и средних лет мужчина из Киева. Только они начали рассказывать о своем житье-бытье, как прозвучала команда:
— Привести себя в порядок и через двадцать минут строиться. Не забыть взять карабины.
Через двадцать минут нас выстроили, и незнакомый подполковник из штаба корпуса начал вручать награды.
Получил и я медаль за своего сбежавшего Ганса.
— А теперь вперед на Котбус! — закончил подполковник.
Про Котбус ходили всякие слухи. Говорили, что там находится штаб-квартира Власова, офицерское и унтер-офицерское училище. Говорили, что немцы оставили город на власовцев.
Мы, не успев сменить карабины на автоматы, двинулись к городу. По нему уже била наша артиллерия. Котбус горел.
От Грос-Мессау до Котбуса километров десять, которые мы преодолели за полтора часа.
Когда мы оказались на улицах города, там шли бои. Наши вытряхивали из развалин и подвалов немцев и власовцев.