Два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей

В тот день, когда Адам и Ева изобрели бога, продолжалось рассуждение, они сразу же утратили власть над ним. С этого началась тайная история мира. Мужчина и женщина изобрели бога, который выскользнул у них из рук и сделался могущественнее своих создателей, а к тому же и злее. Словно суперкомпьютер из «Терминатора»: что Скайнет – «Небесная сеть», что небесный бог – итог один. Адам и Ева перепугались, потому что было ясно: теперь до конца времен этот бог будет преследовать их, чтобы наказать за страшное преступление, за то, что они его создали. Они возникли одновременно с садом – Ева и Адам, оба совершенно взрослые и нагие, и это и был Большой Взрыв, Большой Трах-Тарарах, Большой Трах, и они понятия не имели, как оказались там, пока змей не привел их к древу познания добра и зла, и когда они отведали плод, оба одновременно выдумали бога-творца, того, кто отделяет добро от зла, бога-садовника, который создал сад – потому что иначе как объяснить, откуда взялся сад – и воткнул их в этот сад, словно растеньица без корней.

И опаньки! Явился бог и он был в ярости. «Как вам взбрело в голову придумать меня? – загрохотал он. – Кто вас вообще просил?» И он вышвырнул их из сада в – куда бы вы думали – прямиком в Ирак. «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным», – сказала Адаму Ева, и хорошо бы весь род человеческий усвоил эту мысль.

Имя «Кастербридж» он придумал себе сам. Великий композитор происходил из семьи иммигрантов, испанских евреев, и был поразительно красивым мужчиной со звучным, богатым голосом и царственной осанкой. Самая необычная примета этого племени тоже не обошла его стороной: отсутствовали мочки. С таким человеком шутки плохи, но в дружбе он был столь же неистов, как и в ненависти, и был способен на глубочайшую верность и привязанность. Улыбка его несла в себе угрозу, хищная ласка-оскал: того гляди, голову откусит. Его любезность повергала в дрожь. Самым трогательным в нем были упорство ротвейлера и шкура, толстая, как у носорога. Вцепившись зубами в идею, он шел до конца, и никто не сумел бы вырвать ее у него из пасти – смейтесь над постатеизмом сколько хотите, его это не остановит. На ночном канале американского телевидения его спросили, уверен ли он в самом деле, что Высшее Существо – фикция и что это вымышленное божество ныне надумало, по неизвестным причинам, преследовать род человеческий.

– Вот именно, – убежденно ответил Кастербридж. – Так и есть, торжество деструктивного иррационализма проявляется в этом иррационально-деструктивном божестве.

Ведущий присвистнул сквозь знаменитую щелочку между центральными верхними резцами.

– Фью-ю! А я-то думал, англичане образованнее нас.

– Представьте, – продолжал Хьюго Кастербридж, – как однажды бог нашлет бурю, такую бурю, что сотрясутся основания земли, и мы уже ничего не сможем принимать как заведомую данность – ни правительство, ни цивилизацию, ни законы, потому что если природа способна переписывать собственные законы, нарушать границы, менять свою природу, то и наши конструкции, столь жалкие в сравнении с природными, обречены. Вот великое испытание, которое нас ждет: наш мир, его идеи, его культуру, знания, законы атакует иллюзия, которую мы коллективно породили, сверхъестественный монстр, которого мы сами и спустили с цепи. Будут насланы казни, подобные египетским, но на этот раз не прозвучит «Отпусти мой народ». Этот бог – не освободитель, а крушитель. Он не пишет для нас заповеди. Ему все это приелось. Надоели мы ему, как во времена Ноя. Хочет показать на нашем примере, что почем. Покончить с нами.

– И мы вернемся снова, – сказал ведущий, – после рекламной паузы.