Через двести один день после Великой бури британский композитор Хьюго Кастербридж опубликовал в «Нью-Йорк Таймс» статью, возвестившую о формировании группы интеллектуалов, чья задача – разобраться в катастрофических изменениях на глобальном уровне и найти способ им противостоять. Эта группа, над которой в следующие после публикации дни все вдоволь наиздевались – да кто они, малоизвестные, хоть и телегеничные биологи, безумные профессора-климатологи, авторы, пишущие в духе магического реализма, какие-то идиоты-актеры и богословы-отступники, – тем не менее придумала и распространила термин «небывалости», который, сколько над ним ни смеялись, быстро прижился. Кастербридж давно уже сделался довольно-таки противоречивой фигурой – он пламенно осуждал внешнюю политику США, льнул к неким латиноамериканским диктаторам и агрессивно восставал против любых форм религии. Ходил и слушок, так и неподтвержденный, насчет того, как завершился первый брак композитора – слушок столь же упорный и зловредный, как пресловутая история о песчанке, прилипшая к знаменитому голливудскому актеру в восьмидесятые. Юный, еще только пробивавший себе путь виолончелист (в ту пору Кастербридж крепко подсел на опасные наркотики) быстро охмурил красавицу, тоже музыкантшу, которой прочили звездную карьеру. Вскоре она приглянулась некоему промышленному магнату, тот ухлестывал за ней, нисколько не смущаясь ее замужним статусом, и – вот о чем шептал слушок – как-то раз явился к Кастербриджу, в его крошечную квартиру в квартале Кеннинтон-Овал, и спросил в упор: «Сколько тебе дать, чтобы ты испарился?» Кастербридж, то ли обкурившись опиумом, то ли чем похуже, брякнул: «Миллион фунтов», – и отключился. Пробудившись, он обнаружил, что жена исчезла, не оставив записки, а на банковском счете у него прибавился миллион фунтов.
Жена после этого отказалась с ним объясняться, по-быстрому развелась и вышла за своего магната. Кастербридж с тех пор к наркотикам не притрагивался и достиг славы, а в брак больше никогда не вступал. «Он продал жену, точно виолончель Страдивари, и живет припеваючи на эти денежки», – шептались у него за спиной. Кастербридж обладал крепким ударом и взрывался быстро, так что в лицо ему это никто не повторял.