Два Генриха

– Кажется, ты, не раздумывая, готов броситься в объятия этой Цирцеи, – мрачно процедила дочь тульского епископа. – Видела я, какие взгляды ты бросал на нее.

Ноэль рассмеялся:

– Тебе надо было смотреть не на меня, а на придворных. Ты заметила бы тогда, как смотрели они на нас обоих.

– И как же?

– На меня – с завистью, на тебя – с восхищением и вожделением.

– Еще чего! Полагаешь, поклянись мне один из них в любви, я тут же потороплюсь сбросить тунику? Что он будет делать со мной? Я и не увижу его у себя между ног.

И Агнес громко расхохоталась. Прохожие в страхе шарахнулись в стороны, прижимаясь к стенам домов и с ужасом глядя на рыцаря с кинжалом за поясом и огромным мечом на боку. Один Арни остался невозмутимым. Мало того, он был горд, что сопровождает господ, при виде которых горожане останавливались, в изумлении разевая рты.

Агнес оборвала смех:

– Пока что среди всего этого сборища меня заинтересовал лишь один мужчина. Похоже, он умнее многих, а они называют его шутом. Он мал и некрасив, но чист душой и кажется мне бриллиантом, сверкающим среди кучи навоза. Он отпускает соленые шутки, кривляется, раздирая рот до ушей, но его глаза не смеются. Они печальны. Я прочла в них глубокую грусть, Ноэль.

– Кто он, что за человек? Ты навела о нем какие-нибудь справки?

– Королева рассказала мне кое-что. Он из крестьян, сирота. На его глазах рыцари зарубили его отца и мать, а потом, спешившись, с хохотом грели ноги в их вспоротых животах. Хотели убить и его, уже замахнулись мечом, да тут на них бросилась собака, любимица мальчика. Они убили ее, а он бросился бежать. Они бы догнали его, если бы не колодец впереди. В него и упал малыш. Рыцари умчались, а крестьяне достали мальчика, опустив в колодец веревку с ведром. С тех пор он повредился в уме: беспричинно смеялся, болтал глупости, показывал людям язык.

Однажды, будучи уже взрослым, он спас священника, когда тот горел, а сам потом медленно умирал от ожогов в течение двух месяцев. Скажи, Ноэль, почему Господь не помог ему, ведь несчастный спас слугу Церкви, проповедника, несущего в мир слово божье! Ответ прост: ниоткуда помощь прийти не может.

– Но как же этот юродивый? Ведь он остался жив!

– Его спасла какая-то старуха, которую к нему привели. Она оказалась знахаркой: знала средства от всех болей, лечила лихорадку, варила приворотные зелья. С собой носила сумку со склянками и пучки трав. И они с умирающим остались вдвоем в жалкой лачуге на краю села. Она не оставляла его до тех пор, пока он одним прекрасным днем не вышел из дому. Походив по траве, поглазев на солнце и радуясь тому, что остался жив, блаженный вернулся в дом… а он оказался пуст. Старуха исчезла, будто ее здесь никогда и не было. Но он о ней не забыл, бросился искать. И кто бы мог подумать, что однажды он пришел к королевскому дворцу. Увидев короля, когда тот возвращался с охоты, Полет бросился ему в ноги, умоляя вернуть его мать. Королю это показалось странным, он попросил этого человека рассказать, отчего тот обратился к нему с такой просьбой. Юродивый ответил, что играл в шахматы с дьяволом, и тот, проиграв, указал ему на дворец короля, откуда тянется нить. Генрих нашел забавным этого человека и предложил ему поехать с ним во дворец. В ответ безумец заплясал на месте, затряс головой и принялся отпускать всякие забавные шутки. Так Полет стал королевским шутом.

– Думаю, к нему все же временами возвращается рассудок, – заметил Ноэль, – однако с выбранного пути уже не свернуть, вот он и выступает в роли дурачка.

– Он добрый, а его считают глупцом. Доброта не в чести в наше время. Легче умного назвать дураком, чем признать, что он умнее тебя. Вообрази, он назвал себя водой в колодце. Умного она излечит, дурака убьет.

– Как вода может излечить?

– Он уверяет, что никто не придумал еще лучшего средства.

– А как она убьет дурака?

– Очень просто. Бывает, и яд лечит, если его не глотать.

– Все так, но какова при этом его роль?

– Этого и я не пойму. Этот человек полон загадок, попробуй разгадай. Он сказал, что у шута может быть только один хозяин, нельзя быть дурачком для многих. Собака, которая бросается на всех, исключая своего хозяина, всегда плохо кончает. Потом добавил, что убежит из дворца, когда у Генриха появится фаворитка и сын с любовницей.

– Ну, это случится не так скоро, ведь сына у короля пока нет. Так что пусть не торопится. Однако к чему он сказал об этом, что за всем этим кроется?

– Об этом и я спросила, а он только рассмеялся в ответ и убежал. Потом остановился в дверях и крикнул напоследок: «Ответ второму франконцу даст шут второго саксонца».

– Ничего не понимаю; второй саксонец… Постой, да ведь это Оттон Первый, император! А второй франконец – Генрих Черный. Что между ними общего?

– Только то, вероятно, что оба вторые, каждый в своей династии.

– При чем же здесь шут?