Два дня

Хьюстон хотел сосредоточиться на игре. Но эта женщина была очень колоритным персонажем. То, как она сидела на трибуне в своих тугих джинсах, широко расставив колени; эти ее синие резиновые шлепанцы, которые она положила перед собой на скамейку, – все это приковывало внимание писателя и отвлекало от игры. Он решил набросать ее портрет по возвращении домой – миловидное, но резкое лицо, копна черных волос, сверкавших на солнце, как вороньи перья, прокуренный, порыкивающий голос… Но, увы! Команда Томми проиграла матч и потеряла право продолжить борьбу в плей-офф. Мальчик был очень расстроен, и они с Клэр решили поднять ему настроение и сводить в развлекательный центр «Чак Э Чиз» в Эри. Они задержались там допоздна и когда вернулись домой, Хьюстон и думать позабыл о колоритной жительнице Брэдли. Но теперь она снова вернулась к нему в воспоминаниях. Весь тот день вернулся – и яркий солнечный свет, и ухмылка, появлявшаяся на лице Томми каждый раз, когда он бросал взгляд на их трибуну. Эти воспоминания опять всколыхнули в Хьюстоне боль. Она пронзала ему грудь, как копье, отравляя своим ядом все тело, с головы и до самых пят. Беглец рухнул на колени за колючим кустом, наклонился вперед, оперся на руки и глухо, жалобно захрипел: «Нет, нет, нет! Этому не мог прийти конец! Я же чую запах хот-догов… я слышу шум игры…» Его руки снова задрожали, тело сотрясли конвульсии. А в лицо впились колючие шипы.

Глава 28

И дом Хьюстона, и его кабинет были тщательно обысканы. «Тогда где же может быть спрятана рукопись романа „О.“, – терзался вопросом Демарко. – И зачем Хьюстону ее вообще прятать?» Если бы Демарко нашел ответ на второй вопрос, возможно, он сумел бы ответить и на первый.

Сержант сел в свою машину возле дома Нейтана Бриссена и опустил окошко – ему очень нужно было сейчас ощущение открытости, ощущение движения вперед. Шум транспорта не раздражал его, но от запахов сладких булочек, пончиков и свежего хлеба, разносящихся из пекарни, его живот предательски урчал. «Мне нужно пройтись», – сказал себе Демарко.

Через четыре минуты он со стаканчиком кофе в одной руке и половинкой ржаного батона в другой уже двигался на север по Мулрави-стрит. Улица круто поднималась вверх к колледжу, прокладывая себе путь мимо жилых кварталов из довольно старых двухэтажных домиков – крытых гонтом и обшитых виниловым сайдингом жилищ рабочего класса. То и дело Демарко облаивали собаки, натягивавшие цепи на задних дворах. А из-за полинявших занавесок на окнах выглядывали старухи. Все это немного отвлекало сержанта, как и запах мягкого, еще теплого дрожжевого хлеба и бодрящая горечь крепкого черного кофе. Но он старался сосредоточиться на мыслях, крутившихся в голове.

«Хьюстон прячет рукопись, чтобы защитить ее, – рассуждал Демарко. – Потому что это – оригинальный текст, ценный, единственный в своем роде. Значит, он должен хранить его в надежном и безопасном месте. В огнеупорном контейнере?» Но такого контейнера в его кабинете полицейские не обнаружили. Маленький домашний сейф тоже уже был вскрыт. Что там было? Паспорта, карточки социальной защиты, свидетельства о рождении, копия свидетельства о праве собственности, свидетельства о регистрации транспортных средств. Несколько лучших украшений Клэр, включая витиеватое кольцо с бриллиантом, наверняка принадлежавшее ее бабке. Копия родительского завещания и копия завещания самих Хьюстонов. И старинные золотые часы, скорее всего, принадлежавшие отцу Хьюстона. Но никакой рукописи там не было.

«Ладно, допустим тогда, что он прячет ее потому… потому что суеверный? Он считает добрым предзнаменованием убирать рукопись в одно и то же место каждый день? В такое место, которое известно ему одному?

Или он прячет ее, потому что не хочет читать? Не хочет, чтобы его жена знала о его походах в стриптиз-клубы? Не хочет, чтобы об этом прознал кто-нибудь из университета – особенно тот, кому бы доставило удовольствие очернить образ Хьюстона в глазах других людей?»

Каковы бы ни были причины, но рукопись, если она вообще существовала, могла находиться где угодно. Но криминалисты уже перевернули все напольные покрытия, пропылесосили все ковры, обработали люминолом и просветили ультрафиолетом все мыслимые поверхности. Рабочий стол в кабинете Хьюстона был практически разобран на части; ящики вытряхнуты, каждая полочка, каждый закуток тщательно осмотрены. Рукописи не было нигде.