- Признайтесь, вам очень бы хотелось знать, отчего это такая перемена? Смеялась, злословила и вдруг сделалась серьезна. Может быть, воображение ваше и слезу на моих глазах представило.
- Я и без воображения видел слезы! - прошептал Николай.
- Ну, и поздравляю вас, если видели! - резко оборвала Нина. - А положение очень интересное, не правда ли? Сад, "темнолиственных кленов аллея"{170}, под развесистым дубом скамейка, вдали звуки из "Фауста"{170}, хоть и скверные звуки, но можно вообразить, что прекрасные, и хорошенькая не будем, молодой человек, лицемерны! - хорошенькая женщина поверяет тайны своего сердца благородному, сочувствующему и тоже - будем справедливы! красивому молодому человеку. Хоть и старо, а все-таки чувствительно! Сознайтесь, что вы любопытны не менее нас и не прочь узнать, что происходит с женщиной... конечно, если женщина не похожа вон на эту даму! - прибавила она насмешливо, указывая на очень некрасивую барыню, проходившую мимо.
- Я и так знаю!
- Что вы знаете? - как-то презрительно протянула Нина. - Ничего вы не знаете.
- Разрешаете сказать? - насмешливо проговорил Николай.
- Говорите! - равнодушно протянула Нина. - Впрочем, постойте, лучше не говорите, Николай Иванович! Не разочаровывайте меня хоть сегодня! Пусть я останусь в приятном заблуждении, что вы не похожи на... на Горлицына. Ведь я наперед знаю, что вы скажете.
- Что я скажу?
- И вы сознаетесь?
- Даю слово!
- Ах, то, что вы скажете, мне столько раз повторяли ваши развитые люди, которые бывают в обществе, что я наизусть выучила эти слова! Вы скажете, что я неудовлетворена оттого, что ничего не делаю, не имею в жизни высокой цели, не открываю школ, не записываюсь в филантропки, не... мало ли каких умных вещей не делаю, что я скучающая, блазированная{171} аристократка, - хотя, заметьте на всякий случай, Николай Иванович, я не имею чести быть аристократкой по рождению, пусть мама и отрицает это, - что меня тешит внешний блеск, что я кокетка, что... ну, мало ли еще что... Но что натура моя, прекрасная натура, противодействует плодам моего воспитания, и отсюда разлад, отсюда неровность, нервность, тревога, неудовлетворенность... Стоит только читать умные книги, беседовать с серьезными людьми, выйти, пожалуй, замуж за какого-нибудь развитого, порядочного человека, воспитывать по всем правилам будущих граждан, не забывая, однако, быть ревностным членом какого-нибудь дамского кружка, посещать приют, где пригреты, обуты, напоены и накормлены пятнадцать прелестных беспризорных малюток, устраивать журфиксы, на которых был бы живой обмен мыслей, и тогда... тогда, - с какой-то злостью в голосе прибавила Нина Сергеевна, - тогда я стану во всех отношениях счастливой женщиной, буду примерной женой, прекрасной матерью и превосходной гражданкой... Пощадите хоть вы, Николай Иванович. Неужели и вы, несмотря на свою молодость, хотите говорить такие пошлости?.. Не говорите их лучше!
- Честное слово, вы ошибаетесь, Нина Сергеевна. Ничего подобного у меня не было в мысли. Я не то хотел сказать.
- Не то? - проговорила она, поднимаясь. - Так что же?.. Пойдемте походим, - прибавила Нина. - Мы, мама, скоро вернемся! Надоело сидеть! сказала она.
- Скорей возвращайтесь. Уж поздно, пора и домой, Нина.
- Мы недолго... Так что ж вы хотели сказать? - спрашивала Нина Сергеевна, идя под руку с Николаем. - Это начинает меня интриговать. Вы разогнали мою скуку.
- Говорить ли?
- Вы должны теперь сказать! - повелительно произнесла она. - Говорите!
- Вы любите! - прошептал Николай.
Рука Нины Сергеевны как будто дрогнула. Она засмеялась, но смех звучал как-то фальшиво.
- Вот глупости!.. Нечего сказать - открыли секрет. Выдумайте что-нибудь похитрее! Не знаете ли, кого?.. Не вас ли?.. - произнесла она с явной насмешкой в голосе.
- Стою ли я такой чести!.. Помилуйте! Со мной можно от деревенской скуки пококетничать, и за то спасибо.
- Не сердитесь... Ну да, я кокетничала... Простите! - вдруг кротко сказала она.
Николая тронул этот кроткий тон.
- За что сердиться? Помните, вы сами говорили, что мне полезно изучать людей?..
- Серьезного ведь ничего не было?
- Ни малейшей опасности!
- Вот видите, значит, и не сердитесь!
Она помолчала и снова спросила:
- Так, по-вашему, я люблю и, верно, безнадежно?
- Любите, а безнадежно - едва ли.
- И уж если вы такой волшебник, то не отгадаете ли, кого?
- Тут мое волшебство кончается.
- Кончается? А я думала, что вы, как настоящий волшебник, скажете и имя моего рыцаря, - поддразнила Нина Сергеевна.
- Вот имени рыцаря-то я и не знаю!.. - отвечал Николай.
"То-то бы ты удивилась, если б я сказал", - улыбнулся он.
- Итак, заблуждение ваше насчет меня не поколеблено?
- Нет. Каюсь перед вами, что нет!
Нина больше не начинала разговора. Молча подвигалась она с Николаем по аллее и снова притихла. Они сделали круг, и молодая женщина сказала:
- Верно, мама уже беспокоится. Пойдемте к ней!.. Так вы в самом деле не сердитесь? Нет?
- Да нет же.
- Право, я не так дурна, как кажется! - сказала она так просто и таким задушевным тоном, что Николай с участием взглянул на нее.