Два брата

- Вот что, братцы... Я сегодня же поеду в губернию насчет вашего дела, а вы выберите человек трех ходоков... Дойдем до губернатора... Но только, ребята, мое слово такое: если чего, боже храни... вы, смотри, лучше не того... смирненько штобы...

Голос Лаврентьева осекся... Он обещал и сам сомневался в успехе своих хлопот. Он рекомендовал, чтобы "смирненько"...

- Ну, а если...

И снова что-то засело в горле... Он не мог говорить.

- Спасибо тебе, Григорий Николаевич!..

- Заступник ты наш!

- На добром слове спасибо...

- Бог не оставит тебя!

"И они еще благодарят! и как благодарят! Только за слово участья, за желание помочь, за человечное отношение!" - подумал Николай, ощущая прилив необыкновенно хорошего чувства... Слезы выступили у него на глазах. Он весь как-то умилился при этой сцене. А Лаврентьев, напротив, стал еще мрачнее после этих слов и как-то резко крикнул:

- Чего галдите? Нечего галдеть-то!.. Выбирай, ребята, ходоков!..

Снова загудела толпа. Стали выбирать депутатов для подачи жалобы губернатору. Выбрали худого старика, черноволосого мужика и еще третьего, старого, степенного мужика. Все трое низко поклонились миру за честь.

- А вы, Николай Иванович, помогите-ка нам прошение смастерить, да побольше жалких слов... Губернатор любит... Видели?.. - прибавил он. - Каков бунт? Разбойники! И что я присоветую им? - прошептал он с тоской в голосе.

Он помолчал и, как бы спохватившись, прибавил:

- О брате я вам и не сказал... Он тут в правленье за Потапкой ходит...

- Как ходит?

- За лекаря! - усмехнулся Лаврентьев. - Потапку помяли, и то не все, иначе бы Потапки и в живых не было, - а два-три молодых парня, и поделом подлецу! А Вася при нем же... Эко сердце у вашего брата... Парень золото! Пойдем в волостное, там и пишите прошение; авось что и выйдет.

Толпа медленно стала расходиться, разбившись по кучкам. Разговоры стихали. Все находились под гнетом ожидания. Бабы причитали и взвизгивали. Некоторые спохватились выносить из изб свой скарб и прятали его на задах.

- Небось Кузьма разыщет! - посмеялся кто-то над бабами.

- Эти дела Кузьма не впервой делает! - объяснил Лаврентьев, направляясь с Николаем в волостное правление. - Раз к нему мужик в лапы попал - не выпутается. Процент берет отчаянный, окромя того, делает ярыжнические договоры... Даст по времени, когда мужику деньга до зарезу нужна, рублев двадцать, а через год-другой мужик, смотришь, полета должен... А условия-то какие! Ужо я покажу вам... Избы и вся движимость в залоге, да и хлеб на корню запродан по самой низкой цене... Одна кабала! А тут как на грех два года неурожаи... Народ и вовсе обнищал!

Они подходили к волостному правлению, когда около раздался насмешливый женский голос:

- Какие вы мужики? Хуже баб, право хуже!..

Николай обернулся.

Та самая высокая молодая баба с ребенком на руках, которая на сходе обратила на себя внимание Николая, стыдила теперь трех молодых парней. Ироническая усмешка скривила ее губы. Необыкновенно строгое, красивое лицо ее дышало ненавистью и презрением.

- Мужики! Хороши мужики! - повторила она, бросая уничтожающий взгляд. А еще хвастали, что укротите Кузьку! - заметила баба, понижая голос.

- Вы знаете эту бабу? - спросил Николай.

- Прасковью-то? Еще бы не знать... Норовистая баба... Муж ее, прибавил Григорий Николаевич, - в Сибирь пошел из-за Кузьки... Кузька ее в полюбовницы норовил, она у него в работницах жила... Кто их знает, что у них было, - темное дело, только мужик царапнул Кузьку ножом... Засудили... Она при детях осталась... Погоди, еще она Кузьме припомнит... Эта баба не простит!..

Вошли в волостное правление. Из-за перегородки, разделявшей избу на две комнаты, слышались стоны, прерываемые ругательствами.

- Спасибо, Василий Иванович... Век не забуду... Ох, матушки... пресвятая богородица!.. Ужо погоди, голубчики... Ужо ответ дадите... Идолы проклятые... Чуть не до смерти!..

- Это Потапка причитает! Должно, помяли порядочно! - заметил Лаврентьев.

Они заглянули в соседнюю комнату. На диване лежал "Потапка", а около него сидел Вася. Он подошел к вошедшим, взволнованный, пожимая руки.

- Потапку стережете? - тихо проговорил Лаврентьев улыбаясь. - Здорово помяли его?

- Порядочно-таки... Прикладываю ему компрессы. Все просит, чтобы я не отходил... боится!..

- Отлежится!.. - тихо заметил Лаврентьев. - Ему не раз бока мяли!.. Сказывают, вы, Вася, его отстояли?

- Нет, я так... около случился, когда его схватили и трое стали бить... Народ-то очень сердился, что человека так избили... Да он сам виноват... Тут горе великое, а он еще дразнит людей! Неужели, Григорий Николаевич, ничего нельзя сделать?.. Так и разорят?

- Попытаем!..

- Василий Иваныч! Отец родной! Что ж вы оставили меня? - застонал Потап Осипович из угла. - Не оставляйте, а то убьют меня, звери окаянные... душегубы безжалостные... Ох, господи, боже мой... Ох, мучения какие!..

- Не бойсь, Потап Осипович, не убьют!.. - проговорил Лаврентьев, подходя к дивану. - Как бог тебя милует... цел еще?