Два брата

- Когда приехал? Какими судьбами занесло тебя в подлый Питер? Ого! Поседел-таки порядочно! - весело говорил Непорожнев после того, как облобызался с приятелем и усадил его на диван. - Надеюсь, у меня остановишься? Место-то есть. Не здесь, не думай! У меня рядом еще комната!

- Нет, брат, я у Знаменья пристал!

- И тебе не стыдно, Лаврентьев! Завтра ко мне тащи чемодан.

- Да я, видишь ли, не знал, один ли ты.

- Думал, с дамой какой, что ли? Нет, брат, я без дамы, больше вот с этой тварью! - улыбнулся он, указывая на банки.

- Все потрошишь?

- Потрошу.

- Любезное, брат, дело. А вонь, одначе, у тебя, Жучок! - проговорил Григорий Николаевич, поводя носом. - С воздуха сильно отшибает.

- Попахивает! - рассмеялся Жучок. - А мы пойдем-ка в другую комнату.

- И в Питере у вас везде вонь!

- Нельзя, брат... Столица! Тебе после твоей Лаврентьевки, чай, с непривычки.

- Пакостно! А пес-то что это у тебя обвязан? Нешто пытал его? спрашивал Лаврентьев, подходя к столу.

- Пытал!

- И зайчину тоже? Эко у тебя, Жучок, всякой пакости!

Они перешли в соседнюю комнату и уселись за самоваром.

- Ну, как живешь, дружище? - участливо спрашивал доктор, наливая чай. Что, как дела?

- Мерзость одна...

- А что? Кузька вас донимает?

- Всякой, Жучок, пакости довольно! Иной раз тоска берет!

- Гм! А ты, Лаврентьев, на вид-то неказист! - проговорил доктор, разглядывая пристально Лаврентьева. - Лицо у тебя неважное. Осунулся, глаза ввалились. Здоров? А то не спал, что ли, дорогой?

- Самую малость.

- Отоспишься! Ты ром-то пьешь?

- Люблю временем! - промолвил Григорий Николаевич и, отпив полстакана, долил его ромом. - Иной раз выпиваю, Жучок! - как-то угрюмо прибавил Лаврентьев.

- Что так?

- Да так. Тоска подчас забирает!

- Хандрить-то, значит, не перестал, - тихо промолвил доктор, посматривая на приятеля. - Надолго приехал?

- А не знаю, денька три-четыре...

- Проветриться?

- Дело одно!

Лаврентьев все не решался заговорить о Леночке. Приятели несколько времени дружески разговаривали о разных предметах; больше говорил Жучок, Лаврентьев слушал и все подливал себе рому. Наконец он спросил как будто равнодушным тоном:

- Давно Елену Ивановну видел?

- Недели две.

- Здорова?

- Ничего себе. Похудела только немного. Заходила ко мне, урок просила достать. Я достал ей. Барышня твоя работящая, хорошая.

- Хорошая! - воскликнул Лаврентьев. - Это, брат, такой человек... мало таких, брат!

- Людей вот только не раскусывает. В Вязникова этого очень уж верит! А по-моему, человек он неважный. Не глупый, а болтает больше! И думает о себе... думает! Барышня горой за него. Да и ты им прежде увлекался, а? Брат у него - другой человек!

- Человека-то не раскусишь!

- Ну, да и, признаться, мужчина-то он! Как раз по юбочной части! Красив, умен, говорит хорошо, огонек есть, глаза такие, ну и все прочее... Лестно! А самолюбив!..

- Ты, Жучок, это насчет чего? Разве он того, шибко ухаживает за барышней? Близок к ней? - проговорил Григорий Николаевич, с трудом выговаривая слова и не глядя на Жучка.

- А ты думал, зевать станет!

- То есть как?

- Очень просто. Твоя барышня, кажется, втюрилась в него! Ты раньше-то не догадывался?

- Втюрилась! Видишь ли, к тетке тоже писали, и будто он с ней подло поступает... Правда это? Не знаешь? Нет ли какой пакости?

- Не знаю. Да ты чего глядишь так? Ну, и бог с ними!.. Оставь их в покое!..

- Оставить! - воскликнул, сверкая глазами, Лаврентьев. - Негодяй соблазнит, а после бросит человека, как дерьмо?.. Шалишь!

- Уж и соблазнит! Почем ты знаешь?..

- А если... Мало ли между брехунами прохвостов!.. Они самые подлые!.. Сперва благородные слова... развивать, мол, а после...

- А после, - подхватил доктор, и лицо его насмешливо улыбалось, книжки под стол и в третью позицию: "Так, мол, и так...", "шепот, робкое дыханье"{312} и прочее. Ну, а девица, на то она и девица, чтобы млеть и слушать кавалера. И пойдет развитие, но уже по части амуров и для приращения человечества, но, разумеется, без стеснения узами Гименея. А там сорвал цветы удовольствия... "Очень прискорбно... Ты мне не пара!.." и лети к другому цветку, начинай снова: книжки под мышку... заговаривай зубы... Все это так. Есть такие бездельники шатающиеся... есть, но нынче они реже. И девица стала умней...

- Такую тварь и убить не жаль!

- Эка какой ты кровожадный! Уж не приехал ли ты, Лавруша, Вязникова убивать? - улыбнулся Жучок. - И с чего это сыр-бор загорелся? Ты, брат, кажется, напрасно его в негодяи уж произвел. Малый он, по-моему, легковесный, неработящий, но все ж не паскудник. Почем ты знаешь, может и он барышню облюбовал... А ты уж сейчас в защиту невинности... Да, может, невинность-то тебя за это не похвалит!..

- Это мы все узнаем! - прошептал Григорий Николаевич, подливая себе рому. Он чувствовал, как злоба душила его при имени Вязникова.

Доктор пристально взглядывал на приятеля и, помолчав, заметил:

- Посмотрю я, Лавруша, так ты, дружище, того...

Григорий Николаевич вспыхнул и угрюмо процедил:

- Что "того"?

- Дурость-то, как видно, не извлек, а? - тихо, с нежностью в голосе, проговорил Жучок.

Лаврентьев молчал.