Он посмотрел в лицо Харламова. Глаза его были закрыты, губы потрескались. Он приложил ко лбу свою кисть. Так и есть, у него был сильный жар. Встав с земли, он пошел вглубь леса. Выбрав два крепких деревца, он начал их срезать ножом. Освободив их от веток, он направился на поляну, где лежал его товарищ. Павел еще потратил время на то, чтобы из этих стволов смастерить что-то наподобие волокуши.
«Ну, вроде бы и все, – решил он, рассматривая волокушу, – теперь остается дотащить его до дороги».
– Ну, как ты? – спросил Лавров Бориса, когда тот открыл глаза от его прикосновения. – Нужно двигаться. Я вот приготовил, как смог, волокушу. Попробую тебя на ней дотащить.
– Не стоит, Павел. Ты знаешь, мне приснился сон, что как будто за мной приходила моя покойная мать. Она меня звала с собой. Я знаю, что скоро умру, поэтому не мучься со мной. Оставь меня здесь.
– Спецназ своих бойцов не бросает. Ты знаешь, я себе никогда не прощу, если оставлю тебя здесь одного.
Павел положил рядом с Харламовым волокушу и перекатил его на нее. Он поднял на плечи ее концы и сделал несколько шагов. Боль прострелила его насквозь от мизинца ноги и где-то застряла в голове. Постояв с минуту, он снова сделал несколько неуверенных шагов, а затем, не обращая внимания на боль, пошел дальше. Павел шел практически на автомате. Боль лишила его возможности думать. Он с трудом переставлял ноги и, наконец, почувствовав, что уже не в состоянии сделать еще один шаг вперед, повалился на землю. Сердце стучало где-то в голове, не хватало воздуха. Грудь его высоко вздымалась, стараясь как можно больше вобрать в себя такого нужного для организма воздуха.
– Борис! Как ты? – поинтересовался у него Лавров. – Чего молчишь?
Повернувшись к нему лицом, Павел сразу все понял. Харламов был без сознания.
«Что-то быстро он потерял сознание, – подумал Лавров. – Видно, у него что-то с иммунитетом».
Он отстегнул флягу и сделал несколько больших глотков. Вода была теплой, с каким-то металлическим привкусом. Он смочил платок и вытер свое разгоряченное лицо. Он с трудом поднялся на ноги и, снова взвалив на плечи волокушу, двинулся вперед. Он шел до тех пор, пока перед глазами не поплыли разноцветные круги. Он остановился и посмотрел на небо, которое стало крутиться все быстрей и быстрей, пока не превратилось в черную точку. Он зашатался и упал лицом на землю.
***
Лавров открыл глаза. Его охватил ужас, он ничего не видел.
«Неужели ослеп? – с каким-то животным страхом подумал он. – А как же я поволоку Харламова, если ничего не вижу?».
Он провел рукой по глазам и почувствовал, что их закрывает корка запекшейся крови. Видимо, падая лицом вниз, он рассек лоб, и кровь залила ему глаза. Он кое-как «продрал» глаза и снова удивился. Вокруг было темно. Он посмотрел на командирские часы, которые снял с трупа летчика, они показывали начало третьего ночи. Он встал на колени и посмотрел на Харламова. Было так темно, что он не сразу понял, жив ли он вообще. Павел приложил ухо к его груди и отчетливо услышал стук сердца.
«Жив! – с облегчением констатировал он, снимая с ног обувь и развертывая слипшиеся от крови бинты. – Я сначала подумал, что он скончался. Да, брат! С ногами у тебя явно не в порядке. Если ты завтра не выйдешь к дороге, то считай, что не выйдешь к ней уже никогда».
Он помочился на тряпку и стал протирать ею свои стопы. Иногда он закрывал глаза от резкой боли, но, дав ей немного притупиться, продолжал все это делать снова и снова. Обработав ноги мочой, он продезинфицировал раны йодом и стал снова заматывать их бинтами. Неожиданно для себя Павел услышал шум автомобильного мотора.
«Ура! – чуть ли не закричал он вслух. – Значит дорога, к которой он шел весь этот день, находится недалеко».
Он посмотрел по сторонам, словно пытался заметить свет автомобильных фар. Однако ни один луч света не прорвался сквозь плотную пелену зелени. Лавров закинул автомат за плечо и направился на шум автомобильного мотора. Он шел медленно, натыкаясь в темноте на ветки кустов. Наконец он увидел свет, а вернее луч света, который словно стрела пробежал по верхушкам деревьев.