Изнутри меня пинают. Металлическим носком ботинка. Я сижу за столом. Похоже на судорогу, но еще больше похоже на то, что у меня из внутренностей хочет вылезти ложка, и вот она пробивается наружу, старается выбраться из моего тела. Черт. Ничего странного, что меня иногда прихватывает — слишком много бывает кофеина и слишком мало еды, но обычно такое случается не в середине дуя, а утром или очень-очень поздно, когда я смотрю в монитор и вспоминаю ту зиму…
Я продолжаю работать. Но боль, вместо того чтобы ослабнуть, как это обычно бывает, вовсе не собирается ослабевать — она становится сильнее, и тогда, решив, что это как-то связано с моим стулом или отсутствием оного в последнее время, я встаю, чтобы дойти до туалета, но в тот миг, когда я устремляю взгляд на коридор, картинка мутнеет, мир валится набок, и я вижу офис в ракурсе, достойном комикса про Бэтмена — вот новости! — а потом все становится синим… Ковер. Я лежу на полу. Теперь внутри уже пять ложек, все они меньше размером, но в том же месте, они вертятся и пихают меня; это неуклюжие люди в остроконечных башмаках, притопывая, отплясывают на танцполе, который устроили у меня в правом боку. Постепенно до меня доходит, что я… что я валяюсь на ковре и корчусь от боли. Бросаю взгляд на диван, до него, кажется, шага три, и в нем мое спасение. Только как… до него… добраться?..
Никто ничего не замечает. Может, меня подстрелили? Нет, это не выстрел. Я ничего не слышал. А если пистолет был с глушителем? Это вполне мог быть пистолет с глушите… Нет, в меня не стреляли. Но я умираю. Это правда. Я умираю. Наконец-то.
Я не могу говорить. Пытаюсь выдавить из себя:
Вот наконец я умираю. Блядь, я так и знал. Я это заслужил. Мне это очевидно и всем вокруг — тоже. У меня СПИД, и я им заразился, когда произошло то самое — Презерватив Порвался Во Время Контакта С
Блядь, Тоф, прости меня, пожалуйста. Я даже, может, не успею тебе позвонить. Кто тебя заберет? Бет? Будешь жить один? Нет уж… Блядь, надо, чтоб Билл переехал — да, а где он будет работать? Есть еще один интеллектуальный центр, где работает Флэгг, но… А если Билл захочет перевезти Тофа в Лос-Анджелес? Ох, придется сделать так, чтобы этого не случи… Правда, Тоф любит Лос-Анджелес, так почему бы… Как же все-таки двигаются эти облака, все белые, с серыми участками, похожими на старые ссадины и…
Блядь! Какая жуткая боль! Я рожаю!
Почему никто ничего не замечает? Может, они, считают, что это нормально, если я корчусь на полу. Я когда-нибудь раньше корчился на полу? Пытаюсь сообразить, когда это могло быть…
Первым, посмотрев на стеклянную дверь, замечает кто-то из соседней комнаты, где находится редакция «Кроникл»; заходит, и через секунду здесь уже полно людей. Мне помогают перебраться на диван, а потом задают вопросы — где болит, сильно ли болит и почему болит? Может, я так шучу?
— А ты не прикалываешься? — спрашивает Пол.
— Пошел ты.
Я сдерживаюсь и никому не говорю, что умираю. Я всего на 95 % убежден в этом, поэтому не хочу никого пугать. Скоро все выяснится. Я произношу одно слово. Больница. Больница.
— Я тебя отвезу, — говорит Шалини.
— Да, спасибо, — говорю я.
Я бреду к лифту, цепляясь за стенки и опираясь на Шалини. Шалини так хорошо пахнет — о, как же ты хорошо пахнешь, Шалини. Я умираю, Шал. Я умираю. Господи, как же меня скрутило, я даже ходить не могу. Надо, чтобы кто-нибудь меня отнес. У Шал не хватит сил. Черт, черт!