Душегуб из Нью-Йорка

– Нет. Я видел-то его всего раз или два в пятнадцатом году. Даже забыл, как он выглядит. Я ведь угощал его виски в отеле, хотя так тогда набрался, что мог наливать даже платяному шкафу. Не скрою, у меня возникла мысль, что Морлок – один из родственников Моргана, когда в тамбуре вагона, из которого выбросили Эдгара Сноу, нашли восьмиугольную памятную монету выставки «Панама-Пасифик», но я так и не смог заподозрить Сэма Эшли. Повторяю, я забыл о нём.

– А почему вы скрыли от меня правду о том, что произошло в пустыне Мохаве в августе пятнадцатого года?

Баркли не ответил.

Глядя в окно на мелькавшие деревья, частный детектив продолжил:

– Начну с того, что в вашем повествовании о злоключениях в пустыне полным-полно разного рода несуразностей, нелепых ошибок и, попросту говоря, вранья. Вы убеждали меня, что в песках спаслись белым кактусовым молоком и эхеверией, чьи водянистые листья вы жевали. Но белое кактусовое молоко содержит большое количество алкалоидов и потому крайне ядовито. А эхеверия – растение семейства толстянковых – не растёт в песках. В пустыне Мохаве его можно встретить только на скалах. Вы поведали мне, что ели сырых ящериц с оранжевым окрасом и чёрными разводами на теле. Этого не могло быть, потому что упомянутая вами ящерица – аризонский ядозуб с очень ядовитой слюной. Это пресмыкающееся является одной из двух самых ядовитых ящериц, существующих на планете. И человечество пока не нашло от него противоядия. Если бы отведали хоть кусочек сырого мяса ядозуба, то вас бы мучила рвота, снизилось бы кровяное давление и вы бы погибли. Вы также уверяли меня, что потеряли компас и сбились с пути, но через несколько дней наткнулись на реку Мохаве, где не только вдоволь напились воды, но и поплавали. И опять солгали. Эта пустынная река длиною сто десять миль имеет постоянное течение только в горах и в нескольких ущельях, расположенных в её низовьях. Но там вас не было. А на остальных участках, особенно в августе, она уходит под землю, и русло остаётся сухим. Как я заметил, ваша архивная комната полна журналов National Geographic. Один из них – № 9 за 1914 год – был самым зачитанным. Половина того журнала посвящена пустыне Мохаве. Кое-где на полях вы поставили галочки, а в других местах подчеркнули строки. Полагаю, что легенду о злоключениях в пустыне вы построили, основываясь на знаниях, полученных из этого издания. Но для достоверности рассказа вам следовало бы обогатить себя материалами по зоологии и медицине. Если именно такие показания занесены в полицейский протокол при допросе в Сан-Франциско, то вас могут ждать большие неприятности. Они начнутся с обвинения вас в лжесвидетельстве и закончатся обвинением в убийстве Моргана Локхида.

Клим Ардашев достал из кармана коробочку леденцов и положил под язык красную конфетку.

– Теперь я понимаю, зачем вы посещали библиотеку на судне, а потом и в Нью-Йорке, – глухим голосом проронил Баркли. – Но я его не убивал. Морган случайно упал в небольшой каньон и сломал руку и ногу. Он попросил вытащить его, и я пошёл искать какую-нибудь ветку, чтобы вызволить его из каменного мешка, но ноги сами понесли меня прочь. – Банкир тяжело вздохнул. – Да, я всегда завидовал Моргану. Он был везунчик и любимец женщин. Они липли на него, как пчёлы на патоку. У него была умница и красавица жена, не то что моя дура Марго. Она, боготворившая этого сумасбродного ловеласа, прощала ему измены. А знаете, как он отвечал на дежурный вопрос «Как дела?». Он смотрел в лицо собеседнику, улыбался и говорил: «Прекрасно. Дай бог каждому». Меня это бесило. Морган шёл по жизни играючи, смеясь. Путешествовал. И деньги к нему липли, как жевательная резинка к подошве…

– Телеграммы из Лас-Вегаса и Мексики вы сами отправляли?

– Нет, послал одного безработного.

– И что вы ему пояснили?

– Сказал, что хочу разыграть приятеля.

Баркли достал «Упман» и задымил. Ардашев приоткрыл окно. Банкир сказал:

– Я так понимаю, что десять процентов вас уже не устраивают. Сколько вам нужно за ваше молчание?

– Один миллион долларов.

– Что? – нервно задышал миллионер. – Это с какой стати?

– Золото, купленное вами, настояно на человеческой крови, слезах и смерти. Оно изъято большевиками у населения. Я не говорю уже о разорённых храмах. Награбленное золото переплавили в слитки и доставили в Стокгольм. А вы его купили на Берлинской бирже по весьма бросовой цене, понимая, что Москва, отгороженная торговым эмбарго от остального мира, пойдёт на любые условия. Продав слитки на Нью-Йоркской бирже, вы неплохо заработаете, даже если учесть, что отдадите мне миллион.

– Я согласен. Но вы должны будете навсегда забыть о пустыне Мохаве и о Моргане Локхиде.

– Безусловно.

– И билеты до Саутгемптона вы теперь купите сами.

– Договорились, – усмехнулся Ардашев.

– Оплату произведу векселем своего банка.

– Нет. Расчёт либо наличными, либо чеком.

– Вы настоящая акула капиталистического мира, как пишут наши профсоюзные газеты, – осклабился банкир. – Чек на ваше имя?

– Нет, на предъявителя.