Душегуб из Нью-Йорка

– Вообще-то, большевики взяли пример с любителей лягушачьих лапок, распевающих «Марсельезу» и «Интернационал», устроивших у себя кровавую бойню, названную ими Парижской коммуной, – сухо заметил Ардашев на французском и, глядя на собеседника немигающим взглядом, добавил: – У меня нет ни малейшего желания вести с вами дискуссию. Не будет ли с моей стороны самонадеянностью просить месье больше не открывать рот?

– Надо же, какое хамство! А с виду вполне приличный человек, – обиженно пробубнил соотечественник Людовика IV и, взяв стакан, потащился на другой конец барной стойки.

– Ого! Вы настоящий ковбой! – восхищённо заметил бармен, подавая две рюмки «Мартеля».

– А вы, я вижу, неплохо разбираетесь в французском.

– Двадцать лет тут работаю. Не хочешь, а всё равно научишься кудахтать на разных языках.

Выпив коньяк, Ардашев выудил из портмоне десять долларов, положил на стойку и придвинул к бармену.

– Мне нужна ваша помощь. Я ищу человека, который называет себя весьма странным именем – Морлок. Ещё летом в бар пришёл конверт для него. И он его забрал. Вы его передавали?

– Сэр, скажу честно. Мне дали десять долларов за передачу конверта и ещё десять за молчание. Поэтому я продолжу этот разговор, если получу вдвое больше.

Клим Пантелеевич добавил пятьдесят долларов. Убрав купюру с прилавка, бармен воззрился на гостя и маслянисто-вежливым голосом пропел:

– Я к вашим услугам, сэр.

– Как выглядел человек, получивший конверт?

– Да ничего особенного. Среднего роста, лупоглазый такой. Правую руку он держал в кармане. Расплачивался левой. Было видно, что ему это доставляло неудобство.

– У него были усы или борода?

– Нет. Типичный клерк, белый воротничок.

– Он говорил с сан-францисским диалектом?

– Я этого не заметил. Он был немногословен. Взял письмо. Дал десять долларов, потом сказал, чтобы я не болтал лишнего, и протянул ещё столько же. А перед этим, несколькими часами ранее, появился мальчишка, курьер. Он спросил, не было ли конверта для мистера Морлока. А мне как раз это письмецо и принесли. Я ответил, что пусть получатель сам и явится. Да и что это за манера слать письма не по домашнему адресу, а в бар? Я сразу почувствовал, что дело нечисто, но, как вы понимаете, денег много не бывает…

– Больше вы его не видели?

– Нет, сэр.

– Сколько с меня за коньяк?

– Нет-нет, вы за всё заплатили сполна.

– Благодарю, – кивнул Ардашев.

– И вам удачи, сэр, – проронил бармен, провожая посетителя уважительным взглядом.

Семеня к выходу за Ардашевым, Войта спросил:

– А что вы ответили на французском тому наглому типу?

– Я пожелал ему здоровья.

– По его лицу я бы этого не сказал, – с сомнением проронил бывший пражский полицейский, и на его лице промелькнула обида.

– Забудьте, – изрёк Ардашев. – Нам надо срочно протелефонировать Баркли, его жизнь в опасности.

– А что случилось?

– Объясню позже.

В холле отеля Клим Пантелеевич воспользовался телефоном. Когда его соединили с нью-йоркской конторой San Francisco JBank, частный детектив выговорил в трубку:

– Это Ардашев. Мистер Баркли в офисе?

– Будет через несколько минут.

– Вы получили сегодняшнюю почту?

– Только что принесли, сэр. Мы ещё не начинали её разбирать.

– Нет ли там письма из Стокгольма?

– Есть, сэр, но не письмо, а бандероль.

– Не трогайте её до моего приезда. Я уже выезжаю.

– Хорошо, сэр. Мы ждём вас.

Клим Пантелеевич повесил трубку и, повернувшись к Войте, сказал:

– Едем на Мэдисон-авеню.

– А что стряслось?

– Не торопитесь, друг мой. Скоро вы всё узнаете.

Таксист, дежуривший у отеля, домчал детективов до конторы банка за четверть часа.

Баркли уже был на месте. Увидев частных сыщиков, он поднялся с кресла и сказал радостно:

– Могу вас обрадовать. Пришли документы от Крафта. Правда, секретарь мелет какую-то чушь… Говорит, что вы запретили их распечатывать. Но там обратный адрес совершенно точный. Жаль, что из Берлина пока ничего нет.

– Где посылка?

– Да вот она, – он указал на письменный стол. – Я уже собирался её открыть, но пришли вы.

Ардашев взял в руку бандероль, обёрнутую серой почтовой бумагой и перетянутую шпагатом. На ней были наклеены марки и стояли почтовые штемпели. С правой стороны красной типографской краской было помечено: «Открывать здесь». Обратный адрес был указан химическим карандашом и печатными буквами.

– У меня только один вопрос: если бумаги отправлены из Швеции, то почему на бандероли приклеены американские марки? А штемпели? На них указаны даты прошлого года.

– Вот как! – воскликнул Баркли. – А я этого и не заметил.

– Мне нужна комната с самыми крепкими стенами. Лучше небольшая, и желательно без окон. Есть такая?

– Архив. Угловое помещение. Небольшое окошко под самым потолком. Но там не развернуться. Везде полки с отчётами, почтой и прочим делопроизводством. Там полно журналов моей жены. Марго не разрешает их выбрасывать, а дома хранить не хочет. У неё сенная лихорадка на книжную пыль. Вот я и вожу их в офис, как настоящий подкаблучник.

– Проведите меня туда.

– Хорошо, но зачем?

– Мне надо вскрыть бандероль. Я подозреваю, что внутри – бомба.

– Господи, помилуй! – пробормотал банкир. – Хорошо. Идёмте.