Душа Пандоры

Она знала, что Никиас никогда не поцелует ее первый. Не оттого, что не хочет, – желание и сейчас отражалось в синеве его глаз. Он до последнего не поверит, что этого страстно желает она. Ведь кто в здравом уме захочет целовать монстра?

Ему нужно время, чтобы принять: Пандора никогда не видела в нем чудовище. Потому, подавшись вперед, она поцеловала его сама.

Его поцелуй на вкус был как пепел. Кому угодно это могло показаться неправильным, но только не ей. Рука в черной кожаной перчатке легла на ее талию. Притянула к себе. Ближе, еще ближе.

Оторвавшись от Никиаса тягучие, словно патока, минуты спустя Пандора прошептала прямо в его губы:

– Помоги мне сохранить его, Никиас. Помоги сохранить этот свет. Только ты на это способен.

Глава двадцать седьмая. Последняя битва Пандоры

Каждый новый день начинался с очередной битвы с химерами. И каждый закат Медея говорила Пандоре лишь одно:

– Неплохо, но ты можешь больше.

Следующим утром, едва над Алой Элладой взошла заря, невидимая здесь, в самой темной бездне вселенной, Пандора стояла у клеток с химерами. Вдыхала в себя вековечную тьму, схожую с той, что клубилась за стенами дворца, опустошая химер сначала до костей, а затем до темных сущностей, что заменяли им душу. Потом развоплощала и их.

С каждым разом тьмы в ней все прибывало, и держаться за образы, за маяки становилось все тяжелей. С каждым разом все тяжелей давалось возвращение из темных глубин на поверхность. А Медея упрямо повторяла:

– Ты можешь больше.

Сил Пандоре придавали мысли о Никиасе, стоящем бок о бок рядом с ней, сражающемся вместе с ней. Никиас… Ее свет и ее тьма. Она представляла их вдвоем на поле боя, рядом с монстрами и богами. В том участке Эфира, где Доркас сотрясет землю или же сгущенные и заменяющие ее облака, где проплывет по воздуху Гермес, Афина Паллада взмахнет своим мечом, Артемида отправит в полет стрелу из сверкающего лука, Гефест опалит врагов, затопит воздух запахом горящей плоти.

Глупая. Пора понять, что ее фантазии всегда были и будут от реальности далеки.

Медея читала Пандору как открытую книгу, видела все ее мысли, надежды и желания, словно прожилки на сорванном с дерева листе. Словно линии жизни и смерти на человеческой ладони.

– Они будут тебя ослаблять. Те, о ком ты думаешь, к кому так спешишь.

А ведь она и вправду спешила. Раз в несколько дней ей выпадал один вечер, чтобы поболтать с Доркас о разном и выслушать последние слухи – о чем угодно, но, к счастью, только не о ней, Пандоре, что подчинила себе дар развоплощения. Чтобы вместе с Никиасом урвать у жизни под алым небом толику неги и спокойствия, забыться в его объятиях, в его пепельных поцелуях хоть ненадолго. Чтобы услышать от Ариадны сетования на совсем отбившегося от рук Фоанта и новости о том, что происходит там, наверху.

Исчезновения нескольких химер Арес, конечно, не заметил. И они, само собой, никак не повлияли на расстановку сил, да и самого бога войны ничуть не ослабили.

Медея права. Она может больше. Должна научиться, иначе вся ее борьба напрасна. Бессмысленна. Даже смехотворна. Одно дело, если бы Пандора защищала эллинов от жатвы атэморус или воинов Зевса, таких же Искр, как Доркас, от нападения химер. Если бы своими действиями спасала бы чужие жизни. Что с того, что после их с Медеей «уроков» химеры умирали? Их смерти – капля в море, не более того.

С каждым разом Пандора возвращалась в Тартар все в большей задумчивости, углубляя недавно появившуюся складку между бровей. С каждым разом пропадала во дворце царицы чудовищ все дольше. И все реже возвращалась в Акрополь.

– Те, к которым ты так спешишь, на поле боя станут для тебя лишь обузами. Грузом, не позволяющим тебе летать. Что значит…

– Я поняла, что это значит.

– Ты должна отправиться туда одна. Без них.

Бесспорно, Медея знала об их разговоре с Цирцеей. Быть может, и вовсе, никем не замеченная, каким-то образом присутствовала в комнате в этот момент. Колдуньи…

– Вместо того чтобы стать оружием Зевса, ты будешь щитом для своих, м-м-м, друзей.

Никиас не был ей другом. Вернее, он был кем-то большим, и это Медея знала тоже.

– Как мне стать оружием Зевса, если все, на что хватает моего дара, – это слабый укол?

– Мечом можно пронзить грудь одного врага. Но умелый воин, описав им дугу, может снести головы нескольким, – назидательно говорила Медея.

– Я пытаюсь, – процедила Пандора.

– Разве? А мне кажется, ты сдерживаешь себя, как я и пророчила. Ты боишься, что так много влитой в твою душу тьмы окончательно тебя погубит.

– А это не так?

На губах царицы чудовищ зазмеилась усмешка.

– Как насчет того, чтобы проверить? Но прежде нужно освободить твой дар от оков.

– Мой дар не…

– Ты сама устанавливаешь свои собственные границы, и сейчас вырваться за их пределы тебе не позволяет страх.

– Я не боюсь ни Ареса, ни его химер, – вскинув голову, припечатала Пандора.