Душа на осколки

Сейчас Синегар чувствовал себя жутко злым и бессильным. Он легко мог отдать приказ лишить наглеца головы. Легко мог расправиться с ним раз и навсегда за то, что посмел действовать за спиной. Посмел там открыто обвести вокруг пальца. Посмел отобрать кальми, но…

Чистокровных почти не осталось. Кого ему поставить во главе Приграничья? Собственную дочь семи лет отроду или жену? Или дать власть полукровкам? Так и до людей скоро дойдет. А это верный путь к гибели. Ринар — единственный, способный справиться с этой обязанностью. К сожалению, действительно единственный.

— Как ему удалось провести ритуал, Альма? Он угрожал?

— Нет, — девушка с зелеными глазами-блюдцами смотрела на короля так отчаянно, что становилось только хуже. Он терял не только кальми, сейчас Синегар чувствовал, что теряет что-то большее. Он успел прикипеть к ней душой.

— Что тогда? Почему ты согласилась?

— Я не соглашалась. Я просто не понимала… Все было как в тумане.

— Он опоил тебя?

— Да!

— Но ты ведь согласилась. Если бы ты этого не хотела, узор бы не выступил.

— Я не знаю, как так получилось, Ваше величество! — от отчаянья, Альма перешла на крик. А потом приложила ко рту руку, прикусывая кожу. Она практически чувствовала, как ее засасывает в трясину. Еще не до конца понимала, что именно произошло, но чувствовала, что для нее — ничего хорошего.

— Он оказался хитрым, — Синегар хмыкнул, переводя взгляд на закрытую дверь. Ведь действительно все продумал. Не украл, волоча в ближайший храм и там сочетаясь браком так, как делает большинство, не занялся соблазнением, не наградил своим ребенком, чтоб потом предъявить права на мать хотя бы до момента рождения. Нет, поступил рискованней — связал себя кровью с девочкой. Подарил ей часть своей силы в обмен на возможность навязывать свою волю. Она ведь пока вряд ли это понимает, но все именно так. Теперь, если Ринар захочет, она сделает что угодно. Он может заставить. Не важно, под дурманом дала клятву или нет, но девушка признала его власть над собой — по пальцу продолжал плестись узор.

— Ваше величество, я никуда не уеду. Я не признаю…

— Ты уже признала, Альма. Больше ничего не нужно. Ты повторила слова клятвы.

— Я не помню!

— Это не важно, — король вновь посмотрел на нее, потом потянулся, взял ее руку в свою, раскрыл ладонь, — вот это важно. Видишь?

Она видела. Видела ненавистное уже плетение, которое покрывало большую часть пальца. Альма пыталась мысленно отдать приказ инородному рисунку пропасть, раствориться, но он только с новой силой обволакивал фалангу за фалангой.

— Сделайте что-то, прошу вас.

— Что? — Синегар же наблюдал за плетением с интересом. Теперь уже просто с горьким интересом. Какой смысл злиться, если сделать ничего не сможешь?

— Отмените это. Запретите мне покидать дворец. Запретите лорду Тамерли приближаться. Хоть что-то.

— Я не могу, Альма. Не. Могу. Он имел право брать с тебя клятву. Официально ты не принадлежишь никому, ни с кем не связана, никому не обещана. Но ты могла отказаться. Только почему-то этого не сделала. И он прав, на собрание совета уйдет не меньше года, а к тому времени… Ты нужна ему, к тому времени ты будешь уже беременна.

— Нет, — девушка зло выдернула руку, отходя от трона. Ей сейчас и думать было противно о том, чтобы оказаться с Ринаром в одной постели. Даже в одном с ним замке было душно и муторно.

— Я бессилен, Альма. Это правда.

— Вы должны мне, Синегар, — она никогда бы не сказала этого. Никогда в жизни не произнесла бы этих слов, сложись все иначе. Не посмела бы настаивать на возвращении долга, но сейчас все складывалось таким образом, что иначе она не могла.

Альма не знала, зачем Ринар это сделал. Не знала, и не хотела знать. Вот только слишком хорошо понимала — не перенесет возвращения в его дом. Не перенесет роли второй жены. Если именно это он для нее заготовил. Не сможет.

— Альма, я…

— Вы обязаны мне жизнью. А я прошу всего лишь не позволить ему забрать меня из дворца. Хотя бы год… Пожалуйста…

В глазах девочки-ангела, какой сам ее называл, горела мольба. Синегар смотрел на нее и не мог заставить себя ответить. Не мог заставить себя отказать. Он вспомнил, как именно когда-то оказался в неоплатном долгу перед ней.

В его покои тогда принесли поднос со сладостями — гостинцы одного из послов. Это был поздний вечер, а ту ночь Синегар собирался делить с Альмой. Вот только она никогда не любила сладкое, лишь отмахнулась от предложения попробовать. Сам же он с наслаждением отведал яства. Было действительно вкусно, потом было необычайно хорошо с ней. Заснул он с четким осознанием, что завтра будет удачный день. Вот только завтра для него могло уже не настать.

Альма проснулась той ночью, почувствовав, что мужчину рядом бьют судороги. Гостинцы были отправлены. Об этом они узнали позже, а тогда было не до того. Понимая, что сама помочь ему не сможет, Альма позвала Дарию.

Королева же запретила звать кого-то еще. Почти сразу, после того, как Дария оказалась в покоях мужа, тот испустил последний вздох. Тогда казалось, что последний.