Душа на осколки

— Гелии, прошу, посмотри на меня! — Аргамон попытался поймать ее за руку, в ответ получил лишь испепеляющий взгляд.

— Где он?

— Он мертв.

— К дьяволу!

— Альма…

— Идите к дьяволу! Вы мне обещали! — не в силах справиться с эмоциями, она схватила тарелку с отколотым уже кусочком, а потом запустила о пол. — Обещали, что все будет не так!

— Девочка моя, — Аргамон чувствовал себя хуже, чем когда бы то ни было. Он так наделся, что партия тут же начнется сначала. Так надеялся, что утро уже не настанет. А оно не просто настало. Оно накрыло с головой. Довело Альму до состояния, в котором Аргамон ее еще никогда не видел. Ни разу за время партий.

— Я не ваша! Вы обещали! И он обещал! К дьяволу! — по щекам наконец покатились слезы. Отвернувшись, Альма заплакала в голос. Ей так хотелось не верить. Так хотелось забыть тот его взгляд. Так хотелось остаться в поместье.

Теперь-то она знала, что стало причиной поджога. Знала, что в дом пришли на поиски кальми. Знала, что Ринар умер из-за нее.

— Похороны завтра, девочка моя, — на девичье плечо опустилась тяжелая рука. Альма никогда не думала, что чужие прикосновения могут вызывать такое отторжение. Она повела плечом, скидывая руку, а потом утерла слезы, разворачиваясь.

— Похорон не будет.

— Альма…

— Где он?

— Альма, нет. — Голос Аргамона звучал уверенно. Уверенно и совершенно бессмысленно.

— Где? Он?

— Душа…

— Не называйте меня так! Просто скажите, где?

Аргамон долго смотрел на осколки тарелки под ее ногами. Вот потому и не закончили в ту же ночь. Потому, что это еще не конец.

— Идем, — развернувшись, он направился из кухни вновь в сторону подвала. О том, что наместник короля погиб, знал только он и Альма. От остальных удалось скрыть. Аргамон сделал это для того, чтоб девочка смогла попрощаться. Думал, что она захочет попрощаться.

Вновь путь в злосчастный подвал, только уже в другую комнату. Не такую белую, не такую слепящую. Альма ступала за Аргамоном, пытаясь не реагировать на тупую боль в груди. А там все ныло и ныло. Болело и болело. Рвалось и рвалось. Будто тянуло в черную дыру. Больно резало ножом.

Глаза быстро привыкли к темноте. Быстро нашли кокон из голубых искр. Он лежал в нем. Лежал так, как когда-то Наэлла. Альма неспешно подошла, даже не заметив, что перестала дышать.

— Оставьте меня саму.

— Альма…

— Пожалуйста, — Аргамон собирался воспротивиться. Собирался, но… — Уйдите. — Она все равно сделает то, что хочет.

Внимательно разглядывая лицо за поволокой синих искр, Альма ждала, когда за спиной наставника закроется дверь, потом еще чуть-чуть, и еще…

Ринар сейчас был совсем не похож на себя. Слишком бледен, слишком спокоен, слишком не дышит, слишком не жив.

Девушка медленно подошла к кокону, ощутила мягкое покалывание, когда рискнула запустить внутрь руку, скользнула по холодной щеке.

— Ты помнишь, что обещал? — горячие пальцы обвели контур губ, опустились к подбородку, потом вверх по ровному носу, провели по складочке на лбу. — Сегодня, всегда. Навеки твоя. Помнишь?

Вряд ли она ждала, что он ответит, даже наверняка не слышит. Плевать.

— Помнишь, любимый? До смерти и после. Не быть больше врозь нам. Это ведь ты сказал, — его кожа была непривычно холодной, впервые на ее прикосновения не реагировал ни единый мускул. Если сильно постараться, можно представить, что он так спит. Можно. Вот только есть ли в этом смысл? — Я полюбила тебя, когда впервые увидела. Полюбила раз и навсегда. Когда ненавидела, тоже любила. Когда пыталась забыть, любила. И сейчас люблю. Даже после того, как ты соврал.

Скользнув пальцами вниз, Альма добралась до манжета рубахи, на секунду ждала мужскую ладонь, а потом перевернула ее, находя взглядом узор. Опустившись на колени, девушка прижалась губами к безымянному пальцу любимого, с горечью чувствуя, что вязь не движется под действием ее касаний.

Дунув на узор, Альма смахнула с уголков глаз слезы. Плакать нельзя. Поднялась, вновь вернулась к созерцанию невозможно спокойного лица.

— Сегодня ровно семь дней. Сегодня ты должен ко мне вернуться. Помнишь? И ты вернешься, а я только чуть-чуть помогу…

Девушка склонилась к холодным губам, позволяя себе поцелуй. Один, самый горький, последний.

Ей не нужна жизнь без него. Ей не страшна смерть без него. Лишь бы он… был.

У нее никогда уже не будет того, что когда-то показал Аргамон. Никогда не будет будущего. Пусть это малодушно, но без него жить она не сможет. А вот он… Теперь ведь в нем всегда будет частичка ее души. Теперь они будут еще ближе, чем были когда-либо.

Она ни разу не жалела, что успела дважды вернуть к жизни. Никогда, до этой самой секунды. Правда и теперь выбор для нее не стоял — он должен жить.

— Люблю тебя, мой лорд.

Умереть ей хотелось именно с этими словами на губах. С запахом хвои в легких. С чувством легкости.

Последний осколок отпустить было легче: чем прошлые. Возможно, все дело в том, что этот выбор был самым правильным или самым желанным.