Душа на осколки

Опустившись на пол, Альма закрыла лицо руками, пытаясь выровнять дыхание. Пытаясь не думать о той боли в груди, которая распространялась по всему телу, пытаясь заглушить вой отчаянья в голове. Раз. Два. Три. Он сказал считать удары сердца. Четыре. Пять. Шесть. Сказал, что вернется через сто. Семь. Восемь. Девять. Только спасет ту сумасшедшую. Потому, что не может иначе. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Спасет ту, а потом вернется к ней. Уже навсегда. Навсегда-навсегда. Только к ней. Тринадцать. Четырнадцать. Пятнадцать. И у них все будет именно так, как показал Аргамон. Шестнадцать. Дети. Семнадцать. Счастье. Восемнадцать. Одна жизнь на двоих. Девятнадцать. Одна любовь на двоих. Двадцать. Вечный закат или рассвет. Вечная встреча ее света и его тьмы. Тридцать. Сорок. Пятьдесят. Она давно уже не молилась. Зато теперь вспомнила все заученные на зубок обращения к Всевышнему. Вспомнила, а просить могла лишь об одном — чтоб вернулся. Шестьдесят. Семьдесят. Восемьдесят. Чтоб вернулся через двадцать счетов. Живой, здоровый, в копоти, но пахнущий хвоей. С серыми безразличными глазами, в которых для нее всегда горит огонь. Девяносто. Чтоб улыбнулся, пожурил за слезы, стер их. Вот сейчас. Должен вернуться сейчас. Девяносто девять. Самое время, Ринар. Самое время. Девяносто девять. Ринар… Чертовы девяносто девять.

Аргамон пытался ее удержать. Пытался, но ему не удалось. Его преграды она сметала словно домики из спичек. Смела бы все на своем пути. Смела, потому что уже сто. Уже сто, а Ринар не вернулся.

— Альма! — девушка ринулась вверх по лестнице. Вновь туда, где пылал пожар. Где опасно, где душит дым и пышет жаром. Туда, где он.

* * *

— Ринар! — она пробиралась через поваленные тлеющие балки, не замечая, как от жара плавится подошва сапог.

Кричала не своим голосом, позабыв, что он охрип. С ненавистью смахивала с глаз слезы, которые мешали смотреть по сторонам.

— Гелин, стой! — на увязавшегося следом Аргамона даже не оглядывалась. Сейчас он для нее не существовал. Не существовало ничего. Только ее хриплые крики и тишина в ответ.

— Ринар!!!

Где-то сбоку упала очередная балка, чиркнув по руке. Рубаха оплавилась, на коже осталась кровавая царапина, Альма же от нее лишь отмахнулась, продолжая двигаться вперед.

Она заглядывала в каждый закуток. Переворачивала мебель, ища глазами одного единственного человека, пыталась прислушиваться, но из-за треска горящего дерева услышать что-то было слишком сложно.

— Ринар!!!

— Он не слышит, девочка!

— Уйдите! — когда Аргамон попытался схватить ее за руку, зло увернулась, продолжая свою дорогу в сторону кабинета. Того злосчастного кабинета.

— Он не услышит, девочка! Не услышит!

Старый идиот. Только старый идиот может говорить такое. Он все слышит. Обязательно услышит, найдется, вернется. Обещал ведь!

— Ринар… — Альма увидела его, лежавшего под завалами. Даже не увидела — почувствовала. Нить дернула в ту сторону. В сторону досок, грудой лежащих на теле.

Упав на колени, Альма со злостью начала их разгребать. Тяжеленные балки разлетались в стороны, будто пушинки. Одна, вторая, третья, их был почти десяток.

— Нет, — он лежал под обрушившимся потолком, даже не шевелясь. Нитка натянулась до предела. — Нет, пожалуйста, нет, — расправившись с завалами, Альма подползла к мужчине, перевернула его, заглядывая в лицо. — Ринар, — склонилась ниже, пытаясь услышать дыхание, и не смогла. — Ринар! — крикнула. Потом еще раз, и еще. — Ринар, нет! — и опять слезы по щекам. — Любимый, нет, — и как сто счетов тому, в подвале, она снова оставляет влажные следы на его щеках, выцеловывая каждую черточку. — Открой глаза, пожалуйста, открой, — шепчет в полуоткрытые губы, раскачивается, создавая видимость того, что он тоже движется.

— Ты же обещал! — гладит по волосам. И ждет, ждет, когда откроет. — Обещал…

— Альма… — он уже не двигался. Только пошевелил губами, произнося самое важное в мире слово. Единственное ценное слово для него.

Она так просила. Так просила, чтоб он открыл глаза, что он не смог бы уйти, не исполнив ее просьбу на прощанье.

Серые глаза встретились с зелеными. Ниточка порвалась.

Глава 26

— Нет! — Альма металась по уцелевшей кухне, бросая злые взгляды на Аргамона. — Нет! Нет! Нет!

Хотелось закрыть уши, но это не спасло бы.

В тот же миг, как Ринар… умер, она потеряла сознание. Об этом ей рассказали позже. Утром, когда мятеж был придушен, когда зачинщики арестованы, а трясущиеся в подвале обитатели поместья вызволены.

Крыша особняка выгорела дотла. На первом этаже уцелели несколько комнат — остальная территория непригодна для жизни.

Аргамон пытался сообщить деликатно. Но ей было глубоко плевать на его учтивость и мягкость формулировок. Во время пожара погибли трое: женщина из мятежников, Наэлла и Ринар. Ее Ринар.

Не было ни слез, ни отчаянья. Не было ничего, кроме жгущей нутро ненависти. Не болели ожоги, не саднили раны, глаза не жгли слезы. Одна всепоглощающая злость. Злость на того, кто попадется под руку.