я мечтаю знать свою няньку в ее другой жизни. в той, где она не извиняется за то, что сквернословит, и показывает мне, где прячет то, что она прячет. она мне дала куртку, и там, в кармане, я нашла школьное расписание для восьмого класса, сложенное и помягчевшее от стирки. сохранила его у себя в выдвижном ящике стола, изучала его по ночам, водила пальцем по сокращенным обозначениям классов, АНГ 009, ИСТ 009, МАТ 010, вычисляла временные зазоры между каждым уроком – семь минут, как добираешься с одного конца здания на другой за семь минут? я сжималась и крошилась от тревоги, скорбела по безопасности единой классной комнаты, по учителю, которого называешь просто по имени, – ужасно хотелось спросить у нее, как ей это удалось, как она выбралась живой, но не хотелось мне себя выдавать, я просто наблюдаю, как она ходит по своей спальне, и беру на заметку, как она движется – точно, у всего свое нужное место, похоже, она все время прибирается, вечно что-то припрятывает, куда надо, – она шустра, и мне интересно, как она такой стала. может, всегда была, может, ей и не пришлось этому учиться.
Вдогонку II к некрещенью
Кроме того, мне надо бы упомянуть, что я не знаю,коснулись ли меня вообще его руки, хотя коснулись.Этот искаженный факт – возможно, причина,почему я оставляю концовку за скобками. Еще одно правилохорошего рассказчика: никто не желаетслушать недовспомненную трагедию. Вы обязанызнать ширину ножа и как он васпогубил, назвать органы, им поцелованные.Может, он трогал меня, может, опять-таки,может, поэтому я обхватила губами что-тотакое, что будет наполнять мне рот много лет —это все не прекрасно. Это букетиз горького и полурасцветшего.Иногда писатель во мнехочет вспомнить, чтоб я могла вампредставить историю. Иногда, по-моему,у меня в дверях возникнет память,сперва тенью, затем мужчиной, шагающимна свет.