Дурная

– Что ты хочешь? – прищурился Боярцев, совсем как мне показалось, забыв о моем присутствии. Между ним и Кэт только искры не полетели. – Только попробуй помешать мне забрать ребенка.

– Ой, страшно как. И что ты сделаешь? – хмыкнула красавица, и резко развернувшись на головокружительных каблуках пошла к тяжелой двери суда.

Макар Боярцев

Что я делаю? Мне ведь не нужен этот мальчишка, похожий на испуганного воробья, в глазах которого сейчас вся скорбь мира. Он сидит возле Ольги Константиновны, обняв свой дурацкий «сидор» в форме пса из мультика, и даже не шевелиться вот уже полчаса. Ждет решения. Зато дурная овца, обморочно привалившаяся ко мне, дрожит как осиновый лист на ветру, и кажется вот-вот отгрызет себе губу, которую мусолит все время, пока судья монотонно бубнит что-то себе под нос. Помочь ей может? Взять и впиться зубами в плоть. Очень хочется от чего-то. Почти до одури.

– Установление отцовства не представляется возможным. Истец не участвовал в воспитании ребенка, не помогал материально, нет свидетелей того, что несовершеннолетний Алексей Сопотов родился от связи его матери и Боярцева Макара Федоровича. Предоставленный суду анализ ДНК не является достаточным для признания его родителем мальчика.

– Бинго, – хмыкнул я, залюбовавшись змеиной улыбочкой моей бывшей любовницы, сидящей по правую руку от служительницы фемиды. Молоде-ц, гюрза моя, то что нужно. Что ж, видно не судьба. Кэт устраняет мои косяки хладнокровно. Это я что-то поплыл. А она стервь, делает пакости хладнокровно и наслаждаясь. То, что прописал сам дьявол.

– Я не закончила. В признании отцовства вам отказано. Вы можете подать апелляцию в течение тридцати дней с момента вынесения решения. Но, по заявлению законного опекуна, переданного суду из больницы, где он проходит лечение, а так же рекомендаций социальных работников, суд решил предоставить вам временное опекунство над мальчиком, пока его дед не восстановится после болезни, – зыркнула на меня тетка, облаченная в пожеванную мантию и схватилась за лежащий на столе молоток, явно желая запустить в меня своим орудием карающего правосудия. Мальчишка тихо хлюпнул носом. – Документы, предоставленные вами находятся в рамках правовой нормы. Мне нужно согласие вашей супруги на опеку и согласие ребенка, который уже достиг десятилетнего возраста и сам может решать, чего он хочет.

А почему не спрашивают меня, хочу ли я, чтобы моя жизнь перевернулась с ног на голову? И чтобы у меня была жена, по улыбающейся физиономии которой сейчас бегут слезы радости? А, ну да, я ж сам на ней женился, явно повредившись умом после столкновения с Запорожцем. И этот чужой мне мальчишка, висящий на дурной ламе как обезьянка, нужен ли мне? И почему у меня за спиной уже болтается уродский рюкзак, тяжелый словно с него набили камней? Черт, лучше бы тетка в мантии метнула в меня свой томагавк и вырубила на хрен, чем треснула им по своему столу, подписав мне временный, читай пожизненный, приговор. Ведь нет ничего более постоянного, чем временное. Чертов Всесильный паралитик назло мне сдохнет, к гадалке не ходи.

– Поздравляю, – насмешливый голос Кэт вывел меня из состояния нокаута, в котором я находился с момента оглашения решения самого справедливого суда в мире. – Вот уж не думала, что ты такой.

– Какой? – прохрипел я, глядя как Даная застегивает курточку на ушастом поганце, превратившем мою жизнь в шапито с конями. Черт, и мне безумно понравилось наблюдать за тем, как она строит из себя заботливую родительницу. Или не строит? И мне вдруг захотелось, чтобы больше никто не видел этого тихого безумия, и не разрушил сакральности отвратительного момента похожего на счастье. – Прости, нам пора. Моя жена перенервничала, а мальчик…

– Боярцев, мне всегда нравились женатые папашки, – прошептала Кэт, проведя острым ноготком по моей щеке. – Это страшно заводит.

– Ты какого хрена не помешала судье повесить на меня этот мелкий хомут? Я думал… – прохрипел я, борясь не с возбуждением, а с каким-то липким отвращением что ли? Да что происходит. Мать их? Я что превращаюсь в семьянина? Тогда это должно выглядеть, как преображение человека в волка, не меньше. А не трансформация скота в сопливую тряпку об которую вытирает лабутены чертова сука.

– Ну что ты, котик. Я не могла лишить себя удовольствия увидеть, как ты будешь выпутываться из этой задницы, – хмыкнула поганка Катька. – Матушка твоя мне звонила, кстати. Истеричка старая. Я сделала все точно наоборот ее просьбе.

– Сука, – рыкнул я, отталкивая от себя омерзительную бабу.

– Спасибо за комплимент, ты всегда был щедр на такие, – ощерилась моя бывшая любовница. – Кстати, я чего подошла то.

– Выказать свое почтение? Ты же мной гордишься, детка? И хочешь…

– О, да, папуля. Прям умираю от желания. Желания увидеть как ты облажаешься. Это документы. Судья вынесла предписание соцслужбам. Вас загребут проверками. Тут уж я постаралась. Сделать твою жизнь максимально убогой – высшее счастье.