Дурная слава

Он стянул с нее куртку и рубашку. В его прикосновениях уже не было нежности их первых объятий. Его руки легли на обнаженную грудь, он ласкал, дразнил и целовал ее, пока соски не стали твердыми. Разгоряченная, ощущая потребность в нем, она, извиваясь всем телом, застонала.

И средь белого дня, при ярком сиянии солнца их окутала темнота, черная бархатная темнота этого головокружительного вихря. Воздух вокруг них сгустился и стал тяжелым. Каждый раз, когда Иден делала попытку вздохнуть, он застревал где-то в горле и она стонала.

Полная нетерпения и желания делать то же, что и он, так же дразнить и возбуждать его, Иден рванула его рубашку. Не прерывая ни на мгновение своих жарких влажных поцелуев и торопливых ласк, они разделись.

И в прошлый раз Иден узнала силу всепоглощающей страсти. Но по сравнению с тем, что она ощущала сейчас, прежнее знание казалось детской игрой. Теперь все ее тело содрогалось от столь похожего на боль наслаждения. Обезумев от переполнявших ее чувств, она впилась ногтями ему в плечо.

И вот, оказавшись совсем близко, он задрожал, проникая в нее все глубже и глубже. Она изогнулась, чтобы встретить его. По их коже струился пот, источавший аромат страсти, острый и пронзительный, как сломанные стебли полыни.

Киннкэйд чувствовал, как изнывает его плоть, как стремительны движения ее бедер, как невыносимее становится ожидание конца этого безумного, страстного и несказанно прекрасного единения.

Чувства его были на пределе. Он видел солнечные блики, слепившие глаза, слышал шелест одежды, вкушал жар ее тела. Но реальность бытия, казалось, исчезла, растаяла словно дым. И вдруг будто взрыв, будто огненный всполох — наступило мгновение жгучего, потрясающего все тело, расплавляющего наслаждения.

Когда протяжный крик Иден эхом зазвенел у него в ушах, он прижал ее к себе еще крепче. Его рука в забытьи блуждала по ее влажному телу, по талии и бедрам, и в этой ласке была разделенная близость, от которой сердце постепенно приходило в себя, а дыхание становилось медленным и ровным.

— Кажется, я готова тебе подыгрывать, — пробормотала Иден, нарушая молчание.

— О чем ты?

— «Старейшие грехи свершать на новый лад». Киннкэйд хмыкнул:

— Я уже цитировал тебе из «Генриха IV».

— Правда? — Слегка вскинув голову, она прищурилась.

— Правда. Ты бы удивилась, насколько далеко можно зайти с женщиной, процитировав всего одну возбуждающую строчку из Шекспира, — заметил он с умным видом. — Вот эта всегда срабатывала. Но есть и еще одна, которая тоже приносит успех.

— И какая же?

— «Позволь спуститься мне на петлю ниже», — театрально прошептал он, изображая приступ похоти.

Иден рассмеялась, придя в восторг от этой строчки.

— Из какой это пьесы?

— Ты мне не поверишь, — предупредил он.

— И все же.

— «Бесплодные усилия любви».

— Ты шутишь! — смеясь воскликнула Иден и опустила голову ему на плечо.

— Я соскучился, — глубоко вздохнув, признался Киннкэйд.

— По чему соскучился?

— По твоему смеху.

Иден нежно потрепала его по плечу и посмотрела в небо.

— Если мы будем продолжать на таком солнцепеке, то обгорим. — Она села и потянула из-под него свою рубашку. — Привстань, пожалуйста, я хочу одеться.

— Да, если обгорим, объяснить это будет нелегко.

Когда они оба оделись, от Киннкэйда не укрылось, что Иден стала чересчур молчаливой. Он застегнул молнию на джинсах и смотрел теперь, как Иден заправляет рубашку. Рассеянный взгляд Иден казался вполне невинным, но он чувствовал, как она пытается восстановить стену между ними, которую ему только что удалось низвергнуть. Он поднял с земли ее шейный платок и подал ей.

— Благодарю.

Она взяла у него платок. Теперь ее взгляд обратился к нему.

— Иден… — начал Киннкэйд.

— Не надо, — перебила его она.

Иден тряхнула головой и глубоко втянула воздух. Она старалась не смотреть ему в глаза. Лицо исказила гримаса страдания.

— Я не могу позволить себе менять свою жизнь, — тихо, но твердо сказала она.

— Полагаю, это некоторый прогресс, — заметил Киннкэйд. — По крайней мере теперь ты смотришь на меня куда серьезнее.

— Не надо шутить. Я… Я не могу позволить себе завести роман. У меня и так полно дел… Придется самой перегонять скот. Позволить себе слабость в такой ситуации было бы последним делом.

— Ого! Теперь я уже стал помехой в делах. Ну что же, мои шансы растут. Может, на дюйм или два выше? — Киннкэйд вдруг развеселился.

— Прекрати, пожалуйста. В этом нет ничего смешного. — Иден нахмурилась.

— Согласен.

— Хорошо. Тогда попытайся меня понять. Я должна сражаться с Де Пардом. И я не могу позволить себе ошибиться.

— А тебе не приходило в голову, что я могу тебе помочь?

— Это мое ранчо, а значит, и проблемы мои, — отрезала Иден.

— Но все становится проще, когда рядом друг.

— Лучше рассчитывать только на себя, — возразила она.

— И оставаться одной, черт возьми! Жизнь и так слишком часто вынуждает нас оставаться в одиночестве. Зачем же форсировать события, создавать стену между собой и другими?

— Ты не понимаешь. — Иден вздохнула. Она чувствовала досаду и раскаяние.

— Понимаю лучше, чем ты воображаешь. И ключевое слово в этом случае — доверие.