Дурная примета

Ханнес Лассан спрашивает, какие в последние годы были уловы. Ну, об этом что и говорить — рыбы стало меньше, куда как меньше. В Боддене ни черта больше не поймаешь. Даже сельди убавилось в весеннюю путину. А ведь сельдь всегда была главной доходной статьей. Ханнес Лассан не называет цифр. Цифры здесь не в почете. Каждый и так знает. Каждый ощутил на собственной шкуре, что это значит, — причалить всего лишь с одной корзиной вместо двух. Потому что Вегнер, рыботорговец, платит за одну корзину ровно вдвое меньше, чем за две. Иначе и быть не может.

И вот Ханнес вносит предложение. В трактире становится совсем тихо. Мартин Биш, облокотившись на стойку, слушает с любопытством.

У датского побережья сельди хоть пруд пруди. Там ее столько, что датским и немецким рыбакам ее не выловить. Похоже, что сельдь переселилась туда из Боддена.

Рыбакам Дазекова надо объединиться, общими силами снарядить суда и выйти в далекое плавание, туда, где есть рыба. Улов поделить сообща, на каждого равную часть. Вот так, значит: плавать в Данию и ловить сельдь у датских берегов.

Поначалу все молчат. Потом заговорили все сразу.

Ханнес Лассан стучит по столу.

— Каждый должен высказаться, каждый. Но не все же разом, а по одному.

Первым выступает Кришан Шультеке.

— Ты что хочешь, чтобы мы все как один потонули? — спрашивает он. Говорит о лодках, о сетях и о бурном море, о том, что боты и сети слишком малы. Говорит долго и пространно. Свой вопрос о том, почему Стина присутствует здесь с рыбаками, при мужском разговоре, вопрос этот он позабыл.

— Ну хватит, Кришан, — прерывает его наконец Ханнес. Этих возражений можно было ожидать, поясняет Ханнес рыбакам. Он сам знает, что такое плавание не лишено опасностей, и не собирается этого замазывать.

— Однако же, — заключает он, — люди плавают, и мы могли бы попытать счастья, это вы сами понимаете. А нет — так все подохнем здесь с голоду, это уж будьте уверены. Я об этом по-всякому прикидывал…

Н-да, тут многое надо бы еще выяснить. Дело не шутейное. Каждый возбужден как никогда. Куда девалась обычная бездумность и безучастность. Сыплются вопрос за вопросом, они всплывают с такой же быстротой, как, бывает, на море в решительную минуту действуют руки. Постепенно из груды вопросов выкристаллизовывается один: почему сообща?

Но Ханнес Лассан знает ответ на него. Потому что работа у всех одна, потому что улов зависит порой от случая, потому что опасность для каждого одинакова, потому что один другому приходит на помощь.

Долго еще нет единого мнения. Кришан Шультеке все время возражает. Для него это счастливейший час. А между тем он уже твердо знает, что, когда дойдет до дела, он будет заодно со всеми. Да и другие это знают.

— Это надо все хорошенько обмозговать, — говорит Йохен Химмельштедт.

— Верно, Йохен, твоя правда. Вот и давайте завтра все соберемся и тогда решим, так или не так?

Но тут поднимается Кочерга. Другие говорили сидя. Кочерга первый, кто встает.

— Моя «Ильза» не пойдет в Данию. Я не желаю в этом участвовать, — говорит он.

Сначала никто ему не отвечает. Потом высказывается Боцман:

— А мы тебе морду набьем, Кочерга, ты и пожелаешь.

— Легче, легче, Боцман. Не думай, что ты каждого здесь можешь отлупить. Кочерга — это все же не Бюннинг.

Рассмешив рыбаков, Ханнес Лассан сразу привлек их на свою сторону. У Боцмана глубже врезаются морщины на лбу и выпячивается нижняя губа. Ему бы сейчас разбушеваться, стукнуть бы по столу кулаком… Но вместо этого он только говорит:

— Ну в таком случае твоя «Ильза» будет сохнуть на берегу весь год. Или ты думаешь, Ханнинг с тобой останется? Я-то уж, во всяком случае, с тобой не пойду.

— А ты вообще больше не член команды, — с достоинством отвечает Кочерга.

— Ну, хватит, — говорит Ханнес Лассан.

Да, на сегодня хватит разговоров об этом новом плане. Ибо на улице дети поют уже заключительную песню. Костер еще пылает вовсю, однако у Бюннинга с бароном, у пастора и учителя озябли ноги, несмотря на жар от костра. Они собираются домой. Еще раз, в последний раз исполняется песня в клинковском варианте.

Славься в лучах побед…

На воле, по другую сторону Ри́ки, ярко пылает костер. Батраки и батрачки из Ханнендорфа пришли в трактир Мартина Биша, они занимают свободные столы в большом зале. Кто-то принес с собой старую гармошку. Зазвучали танцы, старинные и новые. Рыбаки остаются на своих местах в маленьком зале.

— Ну, хватит, поговорили, — произносит Ханнес Лассан.

Что ж, на сегодня хватит. Но не так-то просто молчать, когда у тебя в голове гудит от непривычных мыслей. Много неясного у тебя на душе. Большое дело задумано — как тут ни крути, дело это большое. А с другой стороны, рискованное дело, и что еще скажут на все это жены? Окупится ли риск и вся затрата сил и умения? Да, все это не так просто. Но что в жизни просто?