— Это не мы виноваты, это жизнь виновата. Она нас торопиться заставляет. И закон у нас странный: живем в новом государстве — так называемой Российской Федерации, с новой Конституцией, а руководствуемся, по-старому, уголовно-процессуальным кодексом несуществующей страны. Это, значит, нормально? А твой Злобин в качестве подозреваемого не допрашивался. В качестве свидетеля он показания давать не пожелал, воспользовавшись пресловутой пятьдесят первой статьей Конституции… Так, что Закон мы не нарушаем!
— Не нормально. Это я об УПК. Но неизбежно и безысходно. Впрочем, достаточно языком трепать, как деревенские бабы бельем на речке при полоскании, приступим-ка к делу. Тащи сюда Злобина. Посмотрим, что за гусь. А то за него не один следователь меня беспокоил, другие некоторые тоже ходатайствовали.
— Не бандиты ли? — пошутил с дальним прицелом Паромов: вдруг да скажет адвокат, кто так сильно беспокоится о сироте.
— Тебе все бандиты, да бандиты. Словно обыкновенных людей на белом свете мало, — слегка обиделся Лунев.
— Ладно, старик, не дуйся. Просто интересно: Злобин сирота, и вроде бы некому за него перед знаменитым адвокатом ходатайствовать. Неужели подружка?
— Не, не подружка. Друг какой-то, — вновь не пожелал уточнить имя и фамилию друга адвокат.
— Не Олег ли Нехороших, брат подружки? — не отставал следователь, связавшись по внутренней связи с дежурным и попросив привести в кабинет для допроса подозреваемого Злобина.
— Олег, не Олег — тебе-то какая разница, — замялся адвокат. Врать не хотелось, но и признаваться было не с руки: Нехороших просил его свою фамилию не упоминать в милиции.
— Раз не хочешь говорить, не говори. Дело хозяйское, — с напускным безразличием обронил следователь. — Кстати, вот и клиента доставили, — окончил он, когда помощник оперативного дежурного ввел в кабинет Злобина Ивана. Из его полусапожек были вынуты шнурки, и голенища, разинув пасть, расползлись в сторону, обнажив языки, прикрывавшие голень ног от шнурков. Лицо Злобина было заспанное, помятое.
«Вот, нервы, так нервы, — невольно подумал следователь, — считай, до смерти прирезал человека, находится под следствием — и спит, как младенец»!
Лунев быстро переговорил с подозреваемым, прямо в присутствии следователя и конвоира-помощника дежурного, заявил, что клиент воспользуется статьей 51 Конституции РФ и показания давать не желает.
— Пока не желает, — уточнил он. — Нам нужно подумать. Время еще имеется.
— Хорошо, — согласился Паромов, ожидавший такой ход адвоката Лунева и его подзащитного. И добавил, уже обращаясь к помощнику дежурного.
— Если минутку подождешь, то и заберешь Ивана Ивановича, чтобы туда-сюда попусту не ходить, ног не бить.
— Подождем, — согласился помощник, говоря о себе во множественном числе, — хотя мы к ходьбе привычные.
Он почему-то всегда говорил о себе в подобных ситуациях во множественном числе: мы. То ли из повышенного чувства коллективизма, то ли по укоренившейся привычке сотрудников дежурной части отвечать за все и за всех во множественном числе.
Помощник оперативного дежурного присел на крайний, ближний к двери, стул, а Паромов, разъяснив права и обязанности подозреваемого, предусмотренные УПК, и, задав для проформы пяток вопросов, стал быстро заполнять бланк протокола допроса подозреваемого, помечая после каждого вопроса, что Злобин воспользовался статьей 51 Конституции РФ и отвечать на вопрос не пожелал. Окончив, пододвинул бланк к подозреваемому.
— Читайте, расписывайтесь. Везде, где «галочками» обозначено.
— Не желаю расписываться, — оттолкнул от себя протокол Злобин.
— Как хочешь, — отреагировал следователь. — Никто вас, уважаемый Иван Иванович, упрашивать тут не собирается. Сделаем пометку, что от подписи отказались, и пусть суд нас рассудит…
— Не дури, — встрепенулся Лунев, обращаясь к своему клиенту. — Подписывай! Тут ничего нет. Да скажи мне, не били ли тебя в милиции? Это был любимый вопрос Лунева, и Паромов его ждал. Злобин подтянул протокол поближе к себе и стал подписывать в местах, где стояли «галочки».
— Не били, — прекратив подписывать протокол ответил он. И добавил, подумав: — Пока не били…
— Уже хорошо, — констатировал адвокат. — А если станут бить, то мне тогда немедленно сообщай. Понял?
— Понял, — ухмыльнулся, чуть повеселев, Злобин.
Пока они вели диалог, Паромов взял протокол допроса подозреваемого Злобина и дописал: «На вопрос защитника: били ли тебя в милиции, последовал ответ подозреваемого, что никто его не бил».
— Что ты делаешь? — подхватился адвокат, увидев, что следователь что-то дописывает в протоколе.
— Как что? Я записал ваш вопрос, господин адвокат, не били ли вашего подзащитного в милиции, и его ответ, что не били, — простодушно поведал следователь.
— Но мы же об этом не просили, — взъерепенился Лунев.
— Но вы вопрос задали, не спросив у меня, как у следователя, разрешения его задать? — в пику адвокату ответил Паромов. — Причем, в то время, когда допрос еще не был окончен.
— Ладно, — сдался Лунев, — давай расписываться и на этом сегодня допрос будем считать оконченным.