Дурная кровь

– Вижу, что не очень. А вот мне довелось. И знаешь, что ещё сказано там о твоих богах, а, служитель? Ты небось расскажешь о трёх дарах, которые они принесли первым людям…

– Ключ для старшего сына, дабы имелся у людей дом, Нож для среднего, дабы защищать его, и Котёл для младшей дочери, дабы никогда не переводилась под их крышей снедь, – отчеканил Санни, гордо выпятив грудь: почти десять лет прошло с тех пор, как ему в первый и единственный раз доверили прочесть святую книгу. А до сих пор помнит! Ну, кто скажет, какой он молодец?

– Дара было четыре, – презрительно бросила колдунья и повторила, повысив голос, чтобы каждый в зале расслышал: – Боги принесли людям четыре дара! И в первой семье было четыре ребёнка, но последняя, младшая дочь, не успела явиться из чрева матери!

Служитель хотел возразить. Очень хотел, честное слово! Но в своё время ему показали лишь несколько страниц Первой Книги. Великая честь, событие, о котором не стыдно внукам рассказать! Но как же много любопытный Санни не успел прочесть…

– Знаешь, что было четвёртым даром? – Кара закашлялась. Даже стоящие поодаль охотники уже не могли думать, что хозяйке лишь слегка нездоровится, каждый заметил, что происходит худое. – Четвёртым даром были белые волосы, колдовство было! Возможность плести чужую жизнь… и чужую смерть. Но поганые служители решили, что благословенная сила – слишком большая власть, что только они достойны сочинять, что там повелели боги. И теперь мы с вами, дочери, вне закона! Так что же? Нужны ли нам такие служители?

– Нет! – Несколько колдуний негодующе вскочили, другие хотели крикнуть, но постеснялись.

Кара с трудом поднялась из кресла, колени её отчётливо подгибались, но она отвергла помощь досадливо нахмурившегося Верда.

– Нужен ли нам такой король?!

– Нет! Нет, не нужен!

– Нужны ли нам боги, создавшие и бросившие благословенных колдуний?!

– Нет! Нет! К шваргам таких богов!

Кара закрыла глаза, откинула назад голову, наслаждаясь ропотом.

– Поэтому мы возведём границу, которая не пропустит к нам ни одного поганого человека. Ни короля, ни солдата, ни служителя. Поэтому мы возьмёмся за руки и вольём силу в метки, которые ваша матушка оставила, обозначая наше… наше государство! Теперь это – наш дом! А эти люди и их боги… пусть гниют в одиночестве!

Ранн негромко прокашлялся, привлекая внимание:

– Госпожа Кара, мы – тоже люди. Что станет с охотниками?

Кара медленно повернулась к нему, повела рукой, намекая, что такие вопросы стоит задавать, глядя в глаза. Когда Ранн встал перед ней, она надавила на его плечи, заставляя опуститься на колени.

– Милый мой, старый, надёжный Ранн! – Она огладила его волосы, но, разозлённая вопросом, сжала их на затылке в кулак и наклонилась к уху: – Вы послужите кирпичиками для этой стены.

Охотник захрипел, судорожно засучил ногами, пытаясь подняться. Треугольники на его руках полыхали синим, зала наполнилась духом палёного мяса…

Кара действительно собиралась избавить охотников от меток. И избавиться от самих охотников – тоже.

Сначала Талла бросилась к Верду, разевая рот в беззвучном крике. И он, падая, всё думал: «Ну куда ж ты, дурная?! Всех зараз выдашь!» – а потом понял, что лежит, свисая торсом с постамента у трона, бьётся в конвульсиях, слепо глядя на бледное знакомое лицо, и не может проронить ни слова, потому что хрип застрял в глотке.

Точно снова оказался на дне Рогачки… Крики и всхлипы как сквозь толщу воды. И давит, давит на грудь прозрачная тяжесть, не даёт воздуху расправить лёгкие…

– Доченька, не марайся! Не трогай! – голос Кары.

Вроде и просит ласково, а твёрдые, отрывистые фразы выдают злость. Верд знал, он выучил все переливы речи этой женщины, чтобы угождать хозяйке, чтобы Кара могла гордиться им, чтобы оставаться… хорошим мальчиком.

– Верд! Верд! Ве-е-е-е-ерд!

Трясёт кто-то. Опускает хрупкие кулачки на плечи, лупит по щекам. Шлепки – слышно. Но кто лупит, зачем? Должно ли быть больно? Верда ли вообще приводят в чувство али он лишь неразумная мышка, наблюдающая за упавшим человеком из щели в полу?

– Верд! – Кто-то неуклюже плюхнулся рядом, куда сильнее ударяя друга. Так сильно, что, наверное, наёмник и правда мог бы вынырнуть из пучины невыносимой, тяжёлой, ледяной муки, раздирающей уже не только ладони, а и всё тело.

Не успел.

Измученная, посеревшая от неведомой хвори Кара опустилась на корточки рядом с ним, расправив невесомую накидку. Сжала подбородок тонкими пальцами… крепкими, жёсткими, с острыми коготками… Нет, хозяйка больше не покачивалась от усталости. Зарумянилась, волосы засверкали, двигалась легко, быстро, словно мгновенно скинула два десятка годков.

Кто-то невесомый прильнул к груди наёмника, на секунду отгоняя прочь тяжёлую, давящую толщу мути.

– Мама, пожалуйста! У меня не получается, я не могу! Вылечи его, прошу!

Талла! Ну конечно же, это Талла сжимает в кулаках ткань его рубашки, дёргает, точно пытаясь выволочь из воды. Это её магия свежим воздухом втискивается в ноздри. И Санни тоже тут. Прижимает жилку на запястье, шевелит губами, чуть слышно подсчитывая удары замедляющегося сердца.