Дурак ты, Сидоров

— Да вот, — трагически заломила руки Адаскина. — Этот дурацкий турникет съел Агатину карточку. Теперь непонятно, что делать.

— Как я теперь буду в школу ходить? — подвывала Агата.

— Не вылазит, — растерянно пробормотал охранник. — Придется тебе, — он посмотрел на Дольникову, — к Николаю Ивановичу обратиться. Он вообще-то в них понимает. А если сам не разберется, то мастера вызовет.

— Правильно, — поддержал Клим. — На такие вещи должна быть гарантия.

— Вообще-то странно, — сказал охранник. — Уже целое полугодие проработали, а такое первый раз.

Я набрался наглости и брякнул:

— Поломки всегда когда-нибудь первый раз бывают.

Охранник глянул на меня так, словно я только что возвратился из кругосветного путешествия, во время которого открыл новый материк или, по крайней мере, неизвестные человечеству джунгли.

— Вообще-то, парень, ты прав. У каждой конструкции свой век. Даже шестисотые «мерсы» иногда ломаются. Так что, ребята, единственный путь у вас — к Николаю Ивановичу.

Дольникова поморщилась. Я сразу понял: перспектива лишний раз повидаться с Никой совсем ее не прельщает. Едва мы отошли подальше от турникетов, она накинулась на Круглого:

— Ну, спасибо тебе, Клим, дорогой. Удружил. По-моему, мы так не договаривались.

Круглый аж растерялся:

— Не договаривались? Но ты ведь, Агата, прекрасно знала, что я твою карточку испорчу. Все равно бы менять пришлось.

— Как это менять? — глаза у Агаты сделались в пол-лица. — Я думала, ты ее не совсем испортишь, а только на время.

— На время ничего испортить нельзя, — защищался Клим. — Или уж целая карточка, или испорченная.

— Третьего не дано, — поддержал я.

— Ты не предупредил меня! — по-прежнему возмущалась Дольникова.

— Ну, ты даешь! — разозлился Клим. — Вчера же весь вечер только о том и твердили, что твою или Зойкину карточку придется испортить. И ты сама предложила свою.

— Но ты же меня не предупредил, что после этого надо к Нике идти менять карточку! — воскликнула Дольникова. — А если он обнаружит, что мы специально ее испортили? Мало нам от Ники уже доставалось?

— Не обнаружит, — принялся убеждать ее Клим. — Я очень аккуратно портил. И вообще, чего ты волнуешься. Ну, поменяют тебе карточку. А к Нике, если хочешь, вместе пойдем. На сей раз ты ни в чем не виновата. Наоборот, пострадавшая сторона и...

— Вот именно, пострадавшая сторона, — перебила его Агата. — А виноват во всем ты!

— Можно подумать, я делал это для собственного удовольствия! — не выдержал, наконец, Круглый. — Между прочим, мы могли бы пострадать гораздо сильней.

Пришлось мне их одернуть:

— Сворачивайте семейную сцену.

Оба мигом покраснели. А я продолжал:

— Главное, операция удалась. По сравнению с этим карточку поменять — плевое дело.

— Сплюнь три раза, — тут же запричитала Зойка.

— По поводу карточки? — уставился я на нее.

— Нет, по поводу операции, — уточнила Адаскина.

— Вот дура, — я покрутил пальцем у виска. — Операция-то уже позади.

— Это ты, Сидоров, дурак, — с жалостью поглядела на меня Зойка. — Пока Будка не возвратится, ничего еще не позади.

— Ты еще накаркай! — я был готов ее пристукнуть.

— Могу не каркать, — пожала плечами Зойка. — Только вот Будка вечно в истории попадает.

— Молчи! — зажала ей рот ладонью Агата. — И впрямь ведь накаркаешь.

Но Адаскина, отпихнув лучшую подругу, сочла своим священным долгом продолжить:

— Во всяком случае, я предупредила. А там уж, как получится.

— И чего мы спорим? — вмешался Клим. — Все равно Будка уже ушел.

— А вы думаете, ему хватит времени до начала урока? — спросила Агата.

— С Будкой никогда ничего заранее сказать нельзя, — угораздило меня брякнуть.

Адаскина, разумеется, не упустила своего шанса:

— Вот видишь, Тимурчик, сам ведь признал!

— Слушай, Адаскина, — скрипнул зубами я. — Если ты немедленно не заткнешься...

— Молчу, молчу, Тимурчик. — Зойка на всякий случай немного попятилась.

Но все равно она своего добилась. Настроение у нас стало хуже некуда. И в голову против воли лезли тревожные мысли. Тем более, Митька все не возвращался. Конечно, времени еще прошло мало, но мы уже беспокоились. Первым не выдержал Клим:

— Чем так стоять, пошли лучше займемся карточкой.

Мы пустились на поиски Ники. Вообще у нашего завуча личный отдельный кабинет. Но сейчас его там не оказалось.

— Жрет, наверное, — предположил я.

— Такие, как Ника, не жрут, а кушают, — с издевкой проговорила Агата.

Ника в нашей компании любовью не пользовался, и у нас были на это веские причины.

— Жрет или кушает, — вмешался Клим, — но искать Нику надо в столовой.

Но и в столовой его не оказалось. Обнаружили его в учительской, где он беседовал на повышенных тонах с Изольдой Багратионовной. Литераторша и руководительница театральной студии на целую голову возвышалась над пухленьким, низеньким и лысеньким Николаем Ивановичем. Изольда стояла лицом к двери, и мы увидели, что глаза ее мечут молнии. У Ники мы пока видели только лысину, и она была жутко красной.

— Вы, Николай Иванович... — воскликнула Изольда Багратионовна, однако, заметив нас, осеклась.

Ника по инерции выкрикнул:

— Я, между прочим, здесь руководитель учебного процесса!