Дупло

Едва стемнеет — Наталья запирала дверь и завешивала ситцевыми занавесками окошки. Она и Фекла начинали прясть, но пряжа не ладилась. При каждом, особенно сильном, порыве ветра старуха и Наталья вздрагивали, а Гараська часто вскрикивал и бросался к матери:

— Ма-ам!.. Бою-юсь!..

Наталья успокаивала его, хотя трусила и сама. Гараська доставал старую изодранную книжку с картинками и, усевшись к столу, перелистывал ее до тех пор, пока не засыпал, сидя.

Днем иногда соседки, встретившись с Натальей, говорили:

— Вот, не верил муженек твой в нечисть, а теперь, небось, поверит. Посшибет ему смелость Кут-Разбойник!

Наталья виновато опускала глаза.

А Гараська то и дело приставал к ней:

— Мам, а, мам, скоро ли тятя вернется?

— Скоро, скоро, — отвечала, она. — Я и сама жду — не дождусь.

X

Выпал первый снег рано утром. Он держался несколько часов и растаял. На смену ему пошел мелкий изморосный дождь. Избы потемнели и смотрели маленькими оконцами пасмурно, будто нахохлились.

В этот день вернулся в село Андрей.

Уж и обрадовались его возвращению Наталья да Гараська! Наталья так и засыпала словами:

— Ну, и долго же ты пропадал, Андрей Василич! Мы тебя еще третьеводни ждали! А у нас здесь такие страхи пошли, такая напасть — беда!

— Какие еще там страхи? — усмехнулся Андрей, сидя на лавке и стаскивая с ног мокрые грязные сапоги.

Гараська подскочил к нему и быстро, понизив голос, сообщил:

— Разбойник Кут в овраге сидит. Мужиков напугал — убежали без оглядки.

— Удивился Андрей:

— Какой разбойник?

Передала ему тут Наталья все, что знала, о происшествии и о догадках деда Савелия. И бабушка Фекла, сидевшая на голбце, прошамкала:

— Савелий-то правду говорит. Я, как маленькая была, тоже слышала, будто колдун Барыба на Кута наговор такой наслал.

— Вот уж теперь-то ты в колдовство поверишь, Андрей Василич, — сказала Наталья. А все колдовство — от нечистой силы.

— Да с какой радости я в колдовство поверю? — возразил Андрей.

— Да как же, — всплеснула руками Наталья. — Ведь среди бела дня за мужиками стон-от гнался.

— Ну, либо гнался, либо нет. На воде вилами писано.

— Да что ты, Андрей Василич, — замахала руками Наталья. — Не почудилось же всем — средь бела-то дня.

Ничего не ответил на это Андрей, сказал только:

— Ну-ка, дай портянки сухие.

Обернул сухими портянками ноги, надел сапоги и пошел к мужикам.

А мужики уже узнали о его возвращении, собрались на сход в Лаврентьеву избу. По важным делам ездил Андрей в город — насчет земли, лесу. Всем хотелось услышать поскорей, что он там сделал, что разузнал.

Вошел Андрей, поздоровался.

Ему ответили десятком голосов:

— Здравствуй, Андрей!

— С приходом!

— Ну, как дела наши?

— Выкладай, с чем приехал!

Про разбойника Кута никто ни слова — до поры, до времени. Дед Савелий пришел на сход, усмехается, но тоже молчит. И Андрей Кута не поминает — будто ничего не слышал.

Стал Андрей рассказывать, как он в городе был, как дела сельские устраивал. И насчет земли уладил, и насчет леса.

Похвалили сельчане:

— Вот это дело!

— Замешкался в городе, да зато исправил все как следует!

— Молодец, Андрей Василич!

— Одно, вот, только в тебе нехорошо: в нечистую силу не веришь. А у нас тут такое случилось. что и рассказывать-то страшно…

И стали сельчане наперебой говорить Андрею, как они в овраг всем миром ходили, и как их Кутов стон до самого села гнал.

— Веришь теперь? — подступил к нему дед Савелий. — Веришь в нечистую силу?

— Нет, — ответил Андрей коротко, будто отрубил.

— Не-ет? — сердито и удивленно протянул Савелий.

— Нет.

— А в овраг ночью пойдешь?

— Пойду.

Отступил дед Савелий, бородой длинной затряс, пальцем погрозил:

— Ну, смотри, Андрей, дошутишься до дела. Попадешь в беду ни за понюшку табаку.

— Ну, авось не слопает меня нечистая сила, — засмеялся Андрей. — В горле у ей застряну. А в овраг хоть нынешней ночью пойду, только бы там застонало.

Повернулся Андрей и из избы вышел.

— Совсем мужик дельный, а вот насчет нечисти… пропащий человек! — кинул кто-то ему в след.

А дед Савелий шевелил бескровными губами:

— Сходи, сходи. Со́вок больно. Обожжешься.

XI

Как узнала Наталья, что Андрей хочет ночью один в Кутов овраг итти — так и ахнула. Повисла она мужу на шею, запричитала:

— Андрей Василич, да что ты придумал? Да на кого ты нас с Гараськой покидаешь?

— Будет тебе плакать, Наталья… Не на войну иду, — ответил Андрей.

— Да это хуже войны. Опомнись, Андрей Василич!

И Гараська стал упрашивать:

— Не ходи, тятя… Боязно!

Поцеловал их обоих Андрей, по голове погладил Гараську.

— Будет вам труса праздновать. Ну, будь по-вашему: не один пойду, а с Иваном Иванычем.

— Ой, не ходи, болит мое сердце, чует беду… Не ходи! — упрашивала Наталья.

Андрей махнул рукой и отправился к Ивану Иванычу, в несколько дней оправившемуся от болезни и возобновившему занятия.

Обрадовался Иван Иваныч приятелю.

A-а, сколько лет, сколько зим! Ну, садись, да рассказывай, что нового…

— Про разбойника Кута слышал, Иван Иваныч? — спросил Андрей, садясь на табуретку.

— Слышал, слышал. Понять не могу, в чем тут дело.

— Разузнать это надо. Давай-ка ночью нынче сходим в Кутов овраг.

— Ночью?