Дунай

В Лондоне создавались комитеты поддержки черкесов, русским направляли ноты протеста, черкесские вожди представали перед публикой в Уиттингтон- клубе, вызывая симпатию и любопытство как нечто экзотическое. Трагедия черкесов была куда масштабнее, чем представлялось английским филантропам, ведь их не просто выгнали русские: полагая отчасти, что они сами выбрали подобную участь, черкесы отправлялись в эмиграцию, казавшуюся им победным маршем по землям, которые позволил им завоевать султан. Лет десять спустя лондонские клубы, занявшие по черкесскому вопросу антирусскую и протурецкую позицию, вместе со всей Европой протестовали против турок, которые убивали восставших болгар. Как говорил Каниц, путешествуя по Болгарии, можно ориентироваться, как на межевые столбы, на места восстаний исчезнувших народов.

5. Агент Ройеско

В основном черкесы селились вдоль Дуная, неподалеку от Лома. В этом городке находилось агентство Императорского дунайского пароходства, возглавлял которое агент Ройеско. Ройеско неделями не открывал выходившие на реку окна, чтобы в здание не проникла вонь трупов и больных — они прибывали на кораблях черкесов, среди которых свирепствовала эпидемия тифа. Доклады и протоколы, а также свидетельства путешественников говорят о том, что Ройеско неутомимо и яростно пытался остановить распространение болезни, помогал беженцам, находил для них кров и пропитание, обеспечивал лечение, селил, устраивал.

Течение реки в этих землях, география которых до сих пор остается нечеткой, видело немало подобных торговых агентов, консулов, врачей, искателей приключений — аванпостов порядка или авангарда, который зашел слишком далеко и оказался поглощен беспорядком: знаменитый Ройеско, соединявший дотошность австрийского чиновника и находчивость потерявшегося в неизведанных землях исследователя, доктор

Бароцци, официально откомандированный на корабли, которые везли черкесов из Самсуна, «испанец», то есть еврей-сефард Адександр Тедески, в конце концов ставший в Варне консулом Австро-Венгрии и Франции, служащие и капитаны триестинской конторы «Ллойда», мерзавец Сейнт-Клер, английский капитан в отставке, взявший себе имя Синклер и ставший местным сатрапом, притеснявший болгар и водивший дружбу с турками и разбойниками, — нечто среднее между Курцем Конрада, человеком, который хотел стать королем, Киплинга, и Лоуренсом Аравийским. Выполнив свою задачу или сыграв свою роль, подобные персонажи исчезают, моряки сходят на сушу и растворяются в толпе, оставив след где-то в бюрократической машине.

6. Волна и океан

Болгарское горнило, где плавятся народы, куда древнее, чем живописная балканско-кавказская смесь, оно куда глубже и теснее связано с мифами, его корни уходят в столкновение цивилизации земледельцев Юго- Востока со степными кочевниками-захватчиками. Болгария — самое сердце великой Славии, не случайно именно здесь родился язык Кирилла и Мефодия, старославянский или, как его еще называют, древнеболгарский. Древние болгары, прибывшие с Алтая, в VII веке при хане Аспарухе перешли Дунай и основали могучую империю, неоднократно сковывавшую своими действиями Византийскую империю, однако их постепенно поглотили славяне, которые прибыли столетнем раньше и которых болгары поработили. Болгары смешивались с побежденными славянами, усваивали их язык, подчиняясь могучей силе ассимиляции и коагуляции, отличающей цивилизацию славян, которая в первые века своего существования словно поручала другим народам проводить славянскую экспансию — например, славянизацию осуществляли аварцы, исчезнувшие в скором времени победоносные завоеватели, распространявшие не аварскую, а славянскую культуру.

Но еще глубже, чем неизменно проявляющаяся славянская основа, лежит основа фракийская — широкого сообщества народов, составляющих субстрат всей карпатско-дунайско-балканской цивилизации. Фракийцы, как утверждает Антон Дончев (написавший несколько эпическо-мифических фресок о том, как рождалась его страна, и без неприязни говорящий даже о турках), — это океан; протоболгары, гуннугундуры и оногуры, пришедшие с Каспийского и Азовского морей, — волна, взволновавшая воды этого первоначального океана, славяне — это земля и терпеливая рука, разминающая ее и придающая ей форму: современные болгары — результат смешения всех трех элементов.

Постоянное обращение к истокам, хотя еще Ницше разоблачил бессмысленность подобного занятия, — топос болгарской культуры, колеблющийся между шутливым кокетством и искренним пафосом. Сегодня внешнее сходство с протоболгарами — повод для заслуженных комплиментов, а ведь всего сто лет назад профессор Розье относил протоболгар к самоедам. Как бы то ни было, существует узнаваемый тип симпатичного внушительного болгарина: достаточно взглянуть на высоких печальных охотников на картинах самобытного художника Златю Бояджиева, на его каракачанских кочевников — задумчивых, величественных, опирающихся на посох, словно цари-пастухи.