Дунай

Обо всех полях сражений и обо всех эпизодах борьбы здесь повествуют с воодушевлением, в мельчайших подробностях; красивые, образованные, пылкие девушки рассказывают группам школьников об укреплениях, об атаках на Плевну, картина которых воссоздана в круговой панораме; у памятника, возвышающегося на Шипке в память о решающем сражении, как и в Мохаче, всегда лежат свежие цветы. Мечети и минареты, которых на относящихся к концу прошлого века изображениях городов было немало, почти совсем исчезли, превратились в обшарпанные руины, проходя мимо которых ускоряют шаг, или в кажущиеся ненастоящими отдельные строения, подтверждающие впечатление Босковича (уроженца Рагузы, астронома и математика, основавшего Обсерваторию Брера), которого еще в 1762 году поразила ветхость памятников османского периода.

В Болгарии турок, насколько можно оценить их численность, около семисот тысяч, однако официально их наличие отрицается; по мнению властей, это перешедшие в ислам болгары (некогда их называли помаками), которые теперь обязаны брать болгарские фамилии. Каждый день «Софийские новости» публикуют интервью с турками, вернее, с обращенными в ислам болгарами, которые, по данным «Международной амнистии», загадочно исчезли, а по мнению болгарских властей, пребывают в целости и сохранности: сегодня черед давать интервью настал для Дамиана Христова, директора Машинно-тракторного парка в Антоново, с широкой улыбкой отвечающего на вопросы о собственном исчезновении.

Конечно, пятьсот лет османского ига были страшными — кровопролитие и грабежи, отрубленные головы и бессовестная эксплуатация. Великолепные иконы, хранящиеся в Софии в крипте храма-памятника Александра Невского и относящиеся к годам величия Болгарского царства, своей исключительной художественной и религиозной выразительностью доказывают, насколько развитую, благородную цивилизацию завоевали османцы в конце XIV века, заставив ее уйти в тень на пятьсот лет. В XIX веке болгарам, прежде чем попытаться восстать против турок, предстояло вновь осознать, что они существуют, вернуть собственное лицо, подобно тому, как Априлов (считавший себя греком под влиянием греческой культуры и Церкви, состоявшей в союзе с османцами и уничтожавшей национальное самосознание болгар), прочтя книгу «Древние и нынешние болгары», опубликованную в 1829 году украинским ученым Венелиным, понял, что он болгарин. Книги вообще сыграли огромную роль в формировании самосознания болгар: появление в 1762 году «Славяно-болгарской истории» Паисия Хилендарского, которую неоднократно переписывали от руки, ознаменовало собой возрождение болгарского самосознания после многовекового молчания.

Длившееся несколько столетий сопротивление угнетенных болгар — выдающееся доказательство силы их цивилизации. Впрочем, всякий народ хранит память о насилии со стороны другого народа, и если турки вели себя в Болгарии бесчеловечно, например устроив в 1876 году резню в Батаке, вряд ли они проявляли большее милосердие в других захваченных землях. Отчего же здесь, в Болгарии, память о прошлых обидах не умирает? Разумеется, дело не в характере болгар — великодушного и гостеприимного народа. Догадаться, что происходит, помогает нам Китанка: она сообщает, что турок в Болгарии вообще нет, следовательно, нет никакого исчезающего и притесняемого меньшинства. Мнение тех, кого это касается непосредственно, не принимается в расчет: писатель Антон Дончев, эпический аэд Родопи, рассказывает о том, как поссорился с одним жившим в окрестностях Шумена чиновником, который упорно называл себя турком, хотя, по мнению Дончева, существовали документальные свидетельства его происхождения от Чингисхана.

Складывается впечатление, что здесь не проводят различия между национальностью и гражданством: раз ты живешь в Болгарии, значит, ты болгарин. Когда я привожу в пример любимый здесь Советский Союз, собравший в едином государстве разные народы, прекрасная Китанка ничего не отвечает, но по ее лицу видно, что я ее не убедил.

2. Автобиография гайдука