Дунай

Хотя их называли саксонцами, они были родом из разных немецких земель — об этом писал историк

Фридрих Тойч, «саксонский Геродот», с досадой отвергая утверждение своего отца Георга Даниеля Тойча, также выдающегося ученого, полагавшего, что речь шла исключительно о саксонцах. На протяжении веков саксонцы пользовались существенной автономией; вместе с венграми и секеями (мадьярской народностью, считающей себя потомками гуннов Аттилы, представители которой пользовались всеми привилегиями знати) саксонцы были одной из трех признанных наций, против которых или плечо плечом с которыми, особенно в XIX веке, румыны сражались за собственное национальное достоинство. Свободные крестьяне или честные и гордые буржуа, саксонцы редко сталкивались с феодальными властителями и с крепостным правом. Жившие в изоляции, вдали от исторической родины, они всегда являлись «культурной нацией», стремившейся не к тому, чтобы присоединить свои земли к Германии, а к сохранению собственного культурного своеобразия.

Бабе Анке хочется побывать на могиле, которая находится в Сигишоаре, но при этом она не возражает против того, чтобы съездить куда-нибудь еще и посмотреть Трансильванию. Книжный магазин «Эминеску» в Сибиу доказывает, насколько богата и до сих пор жива немецкая литература в Румынии. Как объясняет мне в Брашове Хорст Шуллер, главный редактор газеты «Карпатенрундшау», литература эта чрезвычайно разнообразна. Разумеется, здесь есть и местные поэты, например недавно скончавшийся Петер Барт, служивший в Блюментале аптекарем и сочинявший по десятку стихотворений на диалекте в день, но есть и замечательный, современный журнал «Нойе Литератур», издающийся в Бухаресте и способный выдержать сравнение с более мощными и не сталкивающимися с политическими трудностями европейскими журналами. В 1970–1975 годах здесь существовало авангардное политически-литературное течение «Акционсгруппе», занимавшее левые позиции, критиковавшее режим и оставившее заметный след. Ограничусь тем, что сошлюсь на исследования Петера Мотцана и Штефана Зинерта, а также Герхардта Чейки, молодого критика и ученого из Бухареста: все они отмечают невероятное множество инициатив, духовный расцвет исчезающей национальной общины. И если несколько десятилетий назад Эрвин Виттшток красочно, со вкусом рисовал саксонскую провинцию, сегодня его сын Иоахим говорит в своих стихах «о внимании к тому, что увядает и желтеет». Литература и особенно литературная критика румынских немцев — не отдельное периферийное явление, а жизненно важный центр постепенно увядающего тела, центр многоликий и интеллектуально разнообразный.

Среди эмигрантов также существуют заметные различия — между теми, кто, подобно Генриху Циллиху, покинул родину сорок лет назад и продолжает рассказывать о крае, которого больше нет, и следующими волнами эмиграции — каждый из уехавших писателей привез с собой собственный кусочек родины и собственное время. Несколько лет назад из Румынии уехал и Альфред Киттнер, поэт, публицист, патриарх, защитник нескольких поколений румынских немецкоязычных писателей, друг Пауля Целана. Легендарный Киттнер верит в то, что поэзия вечна; всякая новая волна молодых экспериментаторов, которым он помогал, подсмеивалась над ним, считая, что его место в прошлом, но всякий раз проходило десять лет — и многие из неблагодарных детей сходили со сцены, а их престарелый отец был и остается по-прежнему жив.

Наверное, Киттнер зря уехал, наверное, ему было на роду написано до самого конца оберегать родную культуру. Вот уедут еще четыре-пять хороших писателей, — сетует Чейка, — и мне не для кого будет писать статьи и рецензии. Впрочем, если писать не для кого, для литературы так даже лучше, особенно в наши дни, когда во всем мире организации, работающие в сфере культуры, почему-то присвоили себе право представлять всех вообще.

10. Двуличный Юпитер

В музее Брукенталя в Сибиу висит картина Карло Чиньяни с изображением Юпитера и Флоры. Самуэль фон Брукенталь в правление Марии Терезии был губернатором Великого княжества Зибенбюргена, ловким политиком, сочетавшим верность просвещенному централизованному деспотизму с вниманием к местным традициям; Брукенталю мы обязаны коллекцией оружия, которая сегодня носит его имя.

Юпитер Чиньяни, соблазняющий предсказуемую, аппетитную девицу, выглядит как пугающий, отвратительный гермафродит: мускулистое, мощное тело, обрамленное густой седой шевелюрой лицо — лицо старика, вернее, похотливой и двуличной старушонки. Он напоминает двойственных героев «Сатирикона» Феллини, меняющихся мужскими и женскими ролями, или Фридриха II из драмы Хайнера Мюллера, предстающего в образе властной и мрачной старухи. Чиньяни родился в Болонье, учился у Карраччи, но его Юпитер словно пришел из псевдогречески-византийского мира Понта Эвксинского, к которому нас ведут дунайские волны, — мира смутного, мира неясных импульсов, левантийского базара души.

11. Город на востоке