Редакторы сочли, что эти более поздние наброски переполнены извинениями, и предложили заменить такого рода места астериском (*), так что в настоящей версии соблюдается это условие.
Кроме того, есть несколько тем, которые я не могу раскрыть в полной мере в силу ограниченности времени, предоставлямого мне за письменным столом, и потому я оставлю заметки (заключая их в скобки), предполагающие возможные будущие уточнения, если мне случится дожить до авторства десятого варианта. Должен также указать, что Редакторы перечеркнут строчки, которые покажутся им нежелательными или неуместными, и тебе рекомендовано пропускать исключенные подобным образом слова и фразы.
В нижеследующем исповедальном очерке нет ни слова неправды.
Ты заслуживаешь знать, как все случилось.*
Дорогая Иветта,
В начале декабря 1901 я получил пару телеграмм с новостями относительно перспективных предприятий, в которые я инвестировал наши многолетние сбережения. В первой телеграмме говорилось о разрушительном обвале, случившемся на нашей медной копи в Аризоне, и о гибели двух несчастных, оказавшихся в результате обрушения в подземной западне. Сразу после этого жуткого происшествия толпа разгневанных рабочих схватила и жестоко избила управляющего, которого они настойчиво предупреждали об опасности несколькими неделями ранее. Возмущенная толпа захватила денежный ящик с выручкой за последние три месяца и удалилась вместе с ним. Я так и не узнал, почему эти деньги не были положены на депозит в банк Финикса, как предписывала инструкция. Так или иначе, деньги пропали, управляющий стал инвалидом, а половина наших сбережений превратилась в дым.
Во второй телеграмме, полученной через два дня после первой, сообщалось, что восемнадцать сотен коров, купленных мной у Джеффри О’Мэллори, заболели на полпути из Монтаны в Колорадо, и их пришлось забить всех без исключения. Мы не только потеряли все вложенные в скот деньги, но и остались должны ковбоям, заплатить коим предполагалось из заработанного на животных.
Два надежных проекта, в которые я инвестировал большую часть наших сбережений, полностью провалились в течение одной недели, и всех оставшихся денег – шестисот долларов в «Сберегательном банке Сан-Франциско» – не хватило бы даже, чтобы рассчитаться с погонщиками. Мы разорились.
(Уточнение: риски неизбежно сопутствуют инвестициям в деловые предприятия, осуществлять личное наблюдение за которыми невозможно).
Через два дня после получения второй телеграммы приехала твоя сестра Долорес – отпраздновать с нами Рождество и Новый год. Я решил не извещать тебя о наших несчастьях, дабы не огорчать ее и не омрачать грядущие праздники. К тому же я надеялся, прежде чем вовлекать тебя во все это, достичь хотя бы некоторого улучшения.
Мои тревоги и страхи усугубила телеграмма от босса ковбоев, обещавшего приехать в Сан-Франциско за деньгами, которые я задолжал ему и его работникам, если вопрос не будет решен незамедлительно. Поскольку всей необходимой суммой мы не располагали, я решил вовсе не отвечать на требование расчета.
Всю последующую неделю, пока мы развлекали твою сестру, показывая ей достопримечательности Сан-Франциско, я обдумывал варианты действий. Ты, наверное, помнишь, как упрекала меня в отстраненности и невнимательности, и теперь знаешь причину моего беспокойства и озабоченности.
За четыре дня до Рождества Христова я получил телеграмму от босса ковбоев с известием, что он и шестеро его людей «выехали в Сан-Франциско за (своими) деньгами и настроены задать мне трепака за все причиненные неудобства. Счастливого Рождества!».
Опасаясь, что ковбои или какой-нибудь судебный чиновник обратятся напрямую в банк, я снял все наши деньги.
Теперь ты, несомненно, поймешь, почему я разразился слезами, когда ты сообщила, что приготовила мое любимое блюдо.* Нелегко наслаждаться гусем, фаршированным каштанами и беконом, когда тебе грозит денежный, физический и супружеский крах. Не мог я предложить тебе и физического тепла, как всегда делал на протяжении ухаживания и брачной жизни.*
Ты, конечно, помнишь, что на том обеде присутствовал наш друг Дэвид, который, когда мы перешли выпить шерри в нашу маленькую гостиную, выказал явный интерес к твоей сестре, но получил от нее отказ. После этого настроение его заметно упало, и я вызвался проводить его домой, оставив тебя с Долорес, чтобы вы могли поговорить наедине и, может быть, отойти ко сну, если вас одолеет дремота. Ты помогла мне с пальто, нашла мой котелок и поцеловала в губы. Я заглянул в твои нежные голубые глаза и едва удержался от рассказа об обрушившемся на нас несчастье.Мне отчаянно хотелось разделить с тобой бремя, давившее сильнее с каждым мгновением.
Если помнишь, я ничего тогда не сказал.*
Мы с Дэвидом вышли из квартиры, спустились на три лестничных пролета, открыли переднюю дверь, и в лицо мне ударил ледяной зимний ветер нашего приморского города. Наклонив голову, я брел с другом по холодным авеню, пытаясь поддержать обрывочный разговор, вспомнить который теперь трудно из-за чрезмерного употребления за обедом шерри. Знаю, что дважды я собирался довериться Дэвиду, но не решился из страха сорваться и устроить истерику у людей на глазах. На улицах шипели газовые фонари, и в их неестественно ярком свете тени казались еще темнее.
Я проводил Дэвида до его квартиры и, едва оставшись наедине с собой, расплакался. Все наши сбережения пропали, и меня ожидало жестокое наказание. Я подумал, что тебе, вероятно, придется вернуться домой, в Техас – место, где меня определенно не ждали, – и ощутил полнейшее отчаяние.
