Женщина положила трубку, я сделал то же самое и задержался у телефона, железно убеждённый, что Лариса непременно позвонит.
Минуты через три раздался телефонный звонок.
— Здравствуйте, Михаил Николаевич, — послышался в трубке высокий женский голос, — с вами говорит Лариса Невзорова.
«Ага, значит, Анатолий — Невзоров. Фамилию уже знаю. Полдела сделано».
— Здравствуйте, Лариса.
— Михаил Николаевич, хотя мы с вами и не знакомы, у меня к вам большая просьба. Передайте маме и папе, что мы с Андреем уже подали заявление во Дворец бракосочетаний. Пожалуйста, скажите им, что мы с Андреем, несмотря ни на что, очень их любим. И ещё скажите — мы уверены, что обязательно будем счастливы!
— Лично я в этом абсолютно уверен.
— Спасибо большое. А сейчас вам два слова хочет сказать Андрей.
— Давайте своего Андрея, — сказал я, чувствуя, что для будущих молодожёнов я не последний человек.
— Михаил Николаевич, — сказал Андрей, — пусть знают Анатолий Алексеевич и Вера Фёдоровна, что им никогда не придётся краснеть за своего зятя.
— Это точно?
— Даю слово!
Мы простились.
Я положил трубку и в очень хорошем настроении отправился на свидание с Москвой.
Вернулся я в гостиницу поздно, уже после того, как в моём присутствии отзвенели полночь Кремлёвские куранты.
Я никогда раньше не писал рассказов. Я постараюсь, чтобы первый мой рассказ напечатали, но лучше не в журнале, а в газете.
Мне хочется, чтобы Анатолий Алексеевич и Вера Фёдоровна Невзоровы непременно прочитали бы этот рассказ и успели бы вовремя прибыть в Москву на свадьбу Ларисы и Андрея.
Как тогда
Расскажу, как это было. Помню я все до мельчайших деталей, и не потому, что у меня такая необыкновенная память, а потому что…
Мне пока не хочется ничего объяснять. Думаю, что вы всё поймёте сами.
Оглянитесь вокруг. Видите, уже пришла осень — дивное время года. Есть люди, для которых осень — это серое небо, ветер и льёт дождь, с утра до вечера дождь. Конечно, так бывает, и нередко, но я этого не вижу.
Помните у Пушкина: «Унылая пора! Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса». Но слушайте, что поэт говорит дальше: «И с каждой осенью я расцветаю вновь». Вот и выходит: для одних осень — пора увяданья, для других — пора расцвета.
Начну с того, что в тот вечер мне очень везло. В парикмахерской, куда я забежал после работы, не было очереди. Когда я подстриженный вышел на улицу, то, во-первых, не состоялся обещанный с утра дождь и, во-вторых, я сразу увидел зелёный огонёк такси.
Я сел в машину и назвал адрес. Водитель виновато улыбнулся.
— Я вас, гражданин, повезу с одним только условием — если вы знаете, как туда ехать.
— Я всё знаю, — сказал я.
— Тогда полный вперёд! — скомандовал себе водитель. — Недавно на такси работаю и пока что слабо ориентируюсь. — Он снова улыбнулся. — Молодой ишшо.
Проехав по набережной, мы свернули на Комсомольский проспект, и тогда я увидел её.
Она была в светлом плаще, туго схваченном в талии. В одной руке — плетёная сумка, в другой — зонтик. Она стояла на остановке, ждала автобус.
То, что её зовут Мариной, я узнал позже.
— Ну-ка, причальте к тротуару, — сказал я водителю.
Мы остановились, и я высунулся в окно.
Кроме Марины автобуса дожидалась какая-то парочка. Им, как видно, было всё равно — придёт автобус или не придёт. Они были целиком и полностью поглощены собой. Рядом возвышался какой-то дяденька. Он тихонько напевал, дышал свежим воздухом и явно никуда не торопился.
А Марина всем своим видом выражала крайнее нетерпение.
Я не отрываясь смотрел на неё и всё-таки дождался — встретил её взгляд. Такой холодный, такой равнодушный взгляд, что дальше некуда. А вообще-то ей нужно было удивиться — чего это вдруг остановилась машина и что за молодой человек таращит на неё глаза. Но она не удивилась и не заинтересовалась. Она стояла и смотрела куда угодно, только не на меня.
Тогда я решил, что пора обратить на себя внимание.
— Сколько раз в газете писали, что на этой автобусной линии слишком большие интервалы, — сказал я.
Влюблённая парочка на моё выступление вообще не отреагировала, высокий дяденька лишь на секунду прервал пение, а Марина иронически усмехнулась. И правильно. В самом деле — сидит какой-то тип а машине и критикует отдельные недостатки.
— Вы, наверно, торопитесь, — сказал я. — Садитесь, пожалуйста, мы вас подвезём.
Она немножко подумала и взглянула на часы.
— Что ж, пожалуй, — сказала она скучным голосом, без всякого энтузиазма.
Некоторое время мы ехали молча. Я сидел рядом с водителем, а она сзади. Она понравилась мне сразу и продолжала нравиться, хотя по её независимому поведению было видно, что я интересую её как прошлогодний снег.
— Мы сделаем так. Сперва отвезём вас, а затем меня, — предложил я.
— Нет, нет, — возразила она и даже головы не повернула в мою сторону, — сначала доедете вы, а уж потом я.
— Но вы же торопитесь, — сказал я, чувствуя, что сейчас у нас завяжется разговор. — А мне спешить особенно некуда…
Она ничего не ответила. И тогда, чтобы пауза не затянулась, я сказал:
— Удивительный нынче сентябрь, правда?
— Да, — кивнула она. — Золотая осень.
Мы опять помолчали.