Друзья и недруги. Том 2

Последние слова она произнесла так, словно угрожала за промедление. Проснувшись, Джеффри почувствовал, что сердце бешено колотится, а сам он весь мокрый от пота. Что за странное дитя ему приснилось? Речь не по возрасту, взгляд пронизывает насквозь! Джеффри внезапно заметил, что его правая рука сжата в кулак. Распрямив онемевшие пальцы, он увидел на ладони перстень из сна. Один-единственный раз Джеффри видел его на руке леди Марианны, но запомнил и теперь понимал: это и есть знак, о котором говорила леди Марианна, а вместе со знаком был обозначен дальнейший путь.

Джеффри сообщил сэру Озрику, что должен оставить службу, не вдаваясь в объяснения, как шериф Йоркшира ни допытывался. Единственное, в чем Джеффри был вынужден уступить: дослужить до конца ноября. Помня предупреждение странной девочки, он мог только надеяться, что промедление не покажется ей долгим.

В первый день декабря он покинул Йорк и отправился в Дарем, где находился Стэйндроп – резиденция графа Линкольна. Джеффри понимал, что добиться приема у брата леди Марианны будет много сложнее, чем попасть к шерифу Йоркшира. Поэтому он, назвав себя, сразу отдал слуге перстень леди Марианны и стал ждать решения своей судьбы.

Ждать пришлось долго. Наконец его провели к графу Линкольну. Тот встретил Джеффри ледяным взглядом светло-серебристых глаз, невольно заставив вспомнить день, когда он сопровождал сэра Гая в Веардрун, чтобы известить об объявлении графа Хантингтона вне закона. Тогда граф Линкольн подобным взглядом терзал сэра Гая, сейчас не менее беспощадно смотрел на Джеффри. Ему не надо было узнавать командира дружины Гисборна. Реджинальд помнил его, а если бы и нет, Джеффри, отдавая слуге перстень, сказал, кто он и кем был прежде.

Полный скрытого гнева голос графа Линкольна нарушил молчание:

– Зачем ты явился в Стэйндроп?

Когда Джеффри со всей учтивостью попросил взять его на службу, да еще объяснил, в чем она заключается, граф Линкольн посмотрел на него с холодным любопытством.

– Что это – наглость или глупость? – осведомился он самым недоброжелательным тоном. Джеффри промолчал, и граф Линкольн указал глазами на перстень с аметистом, лежавший перед ним на столе: – Как он у тебя оказался?

Понимая, что граф может принять его ответ за бред умалишенного, Джеффри тем не менее рассказал все как было, не утаив ни одной подробности. К его удивлению, сэр Реджинальд воспринял слова Джеффри с абсолютной серьезностью, не подвергнув их ни малейшему сомнению. Взяв перстень, граф долго смотрел на игру аметиста, впав в глубокую задумчивость. Джеффри стоял перед ним, не смея нарушить его размышления, лишь опасаясь, что граф попросту позабыл о нем, но, очнувшись, вспомнит и велит убираться вон из Стэйндропа.

В глубине кристалла сменяли друг друга все оттенки розового цвета. Наблюдая за этими переливами, Реджинальд думал о младшей племяннице. Надо же! Сумела забрать перстень в Заокраинные земли и, пользуясь силой, которой ее наделяют луга Одина, оставила его в совершенно другом месте! Зачем ей понадобился этот человек? Да и понадобился ли? Она еще очень мала, и детские шалости присущи ей в полной мере. Возможно, что и случай с перстнем – одна из ее проказ. Но нет! Реджинальд отмел подобное предположение. Луиза любит шалить, но только не со своим Даром Хранительницы.

Отвлекшись от созерцания перстня, Реджинальд перевел взгляд на безмолвно застывшего Джеффри и хотел дать ответ, но тут за его спиной приоткрылась дверь. Увидев, как Джеффри повел глазами на звук, как приподнялись его брови, а на лице отразилось ошеломление, Реджинальд усмехнулся. По лицу Джеффри он сразу понял, кто сейчас бесцеремонно вторгся в залу.

Джеффри увидел девочку из своего сна. Маленькая, светловолосая, с огромными серебристыми глазами на личике эльфа, она важно шествовала, устремив неотрывный взгляд на него, едва появилась на пороге залы. Не удостоив вниманием графа Линкольна, девочка попросту обошла его и остановилась перед Джеффри. Запрокинув голову, она принялась обстоятельно рассматривать его так, что Джеффри стало не по себе.

– Долго! – вдруг произнесла девочка звонким голосом, в котором звучал металл, не свойственный детскому голосу.

– Простите, леди? – растерялся Джеффри.

– Тебя звали давно, – объяснила девочка, не спуская с него суровых глаз. – Ты долго шел.

Едва он успел подумать о том, что во сне она говорила как взрослая, а сейчас как дитя ее возраста, хотя тон был очень недетским, девочка сделала резкий повелительный жест. Джеффри догадался, что ей надоело стоять, задрав голову, и она требует, чтобы он стал ниже. Как – ей было совершенно все равно, это его забота. Он преклонил колено, но этим она не удовольствовалась и вновь указала вниз властным движением маленькой ладони. Джеффри опустился на оба колена, потом, не в силах противиться взгляду немигающих глаз, сел на пол. Девочка одобрительно кивнула, забралась ему на колени и провела ладонью по шрамам на лице.

– Болит?

– Нет, маленькая леди, – улыбнулся ей Джеффри. – Не болит. Они давно зажили.