Позволим себе завершить этот эскизный обзор возможных гиперборейских реалий в наследии Охотской Атлантиды одним рискованным топонимическим сопоставлением. Речь идет о двух лапландских топонимах — названиях горы Раматуайвенч и соседствующего с ней Рамозера на Кольском полуострове. Непонятен здесь корень «рамат» или «рам» («уайвенч», по-саамски «вершинка, горушка»); по словам филолога А. А. Антоновой (саами по национальности), корень этот — не саамский. Следуя тому варианту гиперборейской теории, который предложен Н. Р. Гусевой и С. А. Жарниковой, — допустив возможность санскритского прочтения северных топонимов, — получим, что Рамозеро — это «озеро Рамы» (герой индийского эпоса); или «темное озеро»; или «озеро счастья», «прекрасное озеро». Название горы тогда «вписывается» в последний вариант: «рамати» на санскрите — это «место приятного времяпровождения», «рамьята» — «красота».
Но если мы предположим, что лапландские топонимы восходят к гиперборейскому субстрату, более древнему, нежели санскрит и индоевропейская культурная общность, то «ключом» к истолкованию этой неписанной «летописи» Российского Севера может стать и явно очень архаичный айнский священный лексикон. А в нем есть чрезвычайно важное и емкое слово «рамат», употреблявшееся также в форме «рам» или «рама».
В религии айнов это «душа, сердце»: так упрощенно передают по-русски достаточно сложное представление айнов о некоей духовной субстанции, находящейся внутри вещественной оболочки. «Рамат» есть не только у каждого существа, но и у предмета, который мы привыкли именовать «неодушевленным». Это сакральное понятие: «рамат» есть и у богов. «Рамат» богини огня, пожалуй, важнейшего из айнских божеств, проявляется в священном огне очага, добываемом из дерева (высверливанием); в свою очередь, «рамат» живого дерева рассматривается как средство борьбы со злом. Душа человека — тоже «рамат», которая может после смерти тела достичь страны духов и, по сути, стать богом{155}.
Может быть, и гора, почитаемая как вместилище особой духовной силы, могла быть названа словом, происходящим от этого древнего корня? Во всяком случае, следует заметить, что в санскритском варианте прочтения этих лапландских топонимов акцентируется красота земная, телесная, «усладительная», а в айнском варианте речь идет о неосязаемой духовной сущности или силе.
Конечно, единичные топонимические и тому подобные сопоставления не убедительны; нужны соответствия устойчивые, регулярные. Но дело-то в том, что не единичны подобные лапландско-дальневосточные параллели; и, как это ни удивительно, на дальневосточном материале встречаются они у народов поистине уникальных, народов-изолятов — таких, как нивхи и айны (в связи с компаративистскими сопоставлениями айнского языка с ностратическими отсылаем читателя к работам В. Д. Косарева).
Кстати, предвидим недоуменный вопрос читателя: почему, применительно к Дальнему Востоку, мы не говорим о нанайцах и удэгейцах, орочонах и эвенках? Да потому, что они, по языку (алтайской семьи) и всей культуре гораздо ближе народам уральским и индоевропейским; они входят в ностратическую общность. Естественно, у них много моментов гиперборейских по своему генезису; но в компаративистике наиболее значительны соответствия далеких, на первый взгляд, совершенно независимых источников. А потому от Охотской Атлантиды и преемников ее культуры обратимся на север — туда, где живут палеоазиатские народы Северо-Восточной Азии (айнов и нивхов тоже нередко называют палеоазиатами, но такое их определение достаточно условно).
КАМЧАТСКИЕ
Почти все народы Земли прошли через эпохи «великого переселения», когда в их жизни менялось многое — иногда даже язык. Поэтому особенно интересно наследие тех этнических групп, которые не меняли места обитания со времен палеолита.
Таковы айны. Таковы, по-видимому, и камчатские ительмены (их самоназвание переводится как «истинные»). В формировании их культуры участвовали и палеоиндейцы, жившие на Камчатке около 15 тыс. лет назад, и предки эскимосов, сменившие палеоиндейцев. Не одну тысячу лет рядом с ительменами мирно жили коряки (межплеменные войны начались сравнительно недавно, с выделением родовой аристократии, и сошли на нет в последние два столетия). В ительменско-корякском культурном синтезе бывает трудно выделить вклад каждого из этих народов. Да и нужно ли расчленять выверенное веками единство?