— Лакуту! Ее зовут Лакуту, — повторял я. — Так было написано в пергаменте! — А пергамент я к тому времени сжег.
Я никуда не мог деться от нее. Она всюду хвостом таскалась за мной. Дошло до того, что однажды, отправившись облегчиться, мне пришлось пресечь ее попытку вытереть мне задницу мхом.
Латыни она не понимала, как, впрочем, и любой другой знакомый мне язык. Пришлось общаться с ней жестами, но она частенько не могла взять в толк, чего я от нее хочу. Мои попытки отвязаться от нее Лакуту попросту игнорировала. Теперь я уже боялся возвращаться домой.
— Тебе придется выступить еще пару раз, — со вздохом обратился я к Ханесу. — На день нам запасов хватит, но впереди путь через перевалы... Как мы пойдем без еды?
Однако бард только покровительственно кивнул.
— Положитесь на меня, — небрежно бросил он.
Как только подвернулось удобное для выступления место, мы расположились неподалеку, и Ханес начал выступление. В чашку Тарвоса упало несколько монет. Кто-то от щедрот поделился половиной курицы, еще один фермер оставил корм для мула. Ну что же, это был привычный нам обмен. В свободной Галлии все так рассчитывались. Были и монеты, но они скорее считались украшением, а не средством платежа. Пока Ханес разливался соловьем, мы стояли в стороне и слушали. Вот в толпе кто-то рассмеялся и бросил монетку не Тарвосу, а к ногам барда. Лакуту расширила глаза. Через мгновение она выскочила вперед и встала рядом с Ханесом. Немножко повозилась со своей одеждой, подтягивая в одном месте и распуская в другом. Зрители заволновались, подталкивая друг друга. Ханес в недоумении попытался оттолкнуть ее, но тут в очередной раз сработала моя интуиция.
— Не мешай ей, бард, — громко сказал я.
Лакуту начал танцевать. Да, выглядела она вовсе не юной девой, изяществом не блистала, но стоило ей начать двигаться, как все изменилось. Прищелкивая пальцами, она несколько раз повела плечами. Ноги танцовщицы исполнили несколько замысловатых па. Я заметил остатки карминной краски на ногтях пальцев ног Лакуту. И тут уж волей-неволей обратил внимания и на сами ноги. А они оказались на удивление стройными и изящными. Впрочем, руки, высоко поднятые и движущиеся удивительными волнообразными жестами, не уступали ногам.
А Лакуту танцевала. Ловким движением она оголила живот. То, что я поначалу принял просто за слой жира, на поверку оказалось совершенно неизвестными мне мышцами. Я даже не подозревал, что они там могут быть. Теперь живот Лакуту ходил ходуном, но ритмично, в такт щелкающим пальцам. Ноги двигались все быстрее. Закрыв глаза, она начала плавно кружиться, напевая что-то себе под нос.
Признаюсь, я был не прав, считая ее старой и толстой. В танце раскрылась удивительная чарующая роскошь пышной зрелости, этакая приятная округлость, как у набитых зерном мешков.
Лакуту распахнула платье и обнажила слегка обвисшую, но все еще полную и привлекательную грудь. В глаза бросились соски винного цвета. И тут случилось неожиданное. Ее груди начали вращаться в двух противоположных направлениях. Даже друиду такая магия была не под силу!
Рикс подался вперед, он уже не смеялся. У меня за плечом тяжело задышал Тарвос, а Ханес подбадривал танцовщицу азартными выкриками и хлопками ладоней. Даже Барок привстал на цыпочки, заглядывая через наши плечи. Толпа восторженно орала и аплодировала. Монеты сыпались дождем.
Наконец, сделав последний изящный пируэт, Лакуту остановилась. Она подобрала деньги и с поклоном подала мне, робко улыбаясь. Я растерялся.
— Возьми деньги, — Рикс толкнул меня в бок.
Я так и сделал.
В ту ночь, когда Лакуту свернулась у меня в ногах, я не мог уснуть. Наконец я сел и взял ее за руку. Одним текучим движением она прижалась ко мне, и слегка вздохнула. В темноте мои руки сочли ее даже красивой. Очень хотелось поговорить с ней, но в нашем распоряжении оставался только язык тел, нашим мыслям встретиться было не суждено. Впрочем, мы прекрасно обошлись и так. Я изучал ее руками, ногами и бедрами, и к рассвету знал ее всю, словно мы были знакомы много лет.
Утром Рикс собрался было привычно пошутить, но что-то в моем лице остановило его. Больше шуток не было. Наоборот, он начал относиться к Лакуту с преувеличенной любезностью, и даже помогал забраться на мула, когда она не поспевала за нашими скорыми шагами.
Хотя я никому не признавался в этом, Брига никак не хотела уходить из моих мыслей. Но мысли — одно, а женщина в твоей постели — совсем другое. Лакуту в любое время была готова разделить со мной ложе. Мне не приходилось искать и завоевывать ее расположение. Она просто всегда оказывалась на расстоянии вытянутой руки, как жена. Скоро я заметил, что съеденный хлеб быстро забывается, так что от рассвета до заката я почти не обращал на нее внимания, но после заката, когда мы останавливались на ночлег, этот спелый плод неизменно сам падал мне в руки, и, надо признать, это меня радовало.
Ночь, проведенная с Лакуту, почему-то не утомляла, а наоборот, наполняла меня силой, а голову делала ясной. Мне не приходилось прибегать к магии, чтобы поддерживать себя в хорошей форме.