Дрожь в основании ада

Изрытые воронками руины, где когда-то стояла вторая церковь святого Паскуале верных Зиона, были слишком велики, чтобы их можно было скрыть, тем более что на них выходили квартиры стольких епископов и архиепископов. Полдюжины из этих епископов и архиепископов получили порезы и рваные раны от разлетевшихся острых осколков стекла, когда взрыв разбил их окна. Ближе к фактическому месту расположения церкви ущерб был гораздо серьезнее. Декоративные деревья и кустарники были искорежены, их сломанные ветви были обнажены взрывом, и по меньшей мере тридцать пять членов храмовой стражи и «несколько» — Клинтан и Рейно все еще отказывались назвать официальное число — агентов-инквизиторов были убиты вместе со всеми до единого людьми в церкви.

И список погибших был интересным чтением, особенно для людей с недоверчивым складом ума. Дючейрн не обсуждал это с Мейгвейром, но он знал, что у генерал-капитана должны быть свои подозрения относительно того, как эти конкретные викарии и архиепископы, которые просто случайно представляли более половины прелатов, участвующих в наблюдении за операциями армии Божьей, случайно собрались в этой конкретной церкви в тот конкретный день. Тот факт, что единственный присутствующий викарий, который не был связан с армией Бога, был одним из ближайших союзников Жаспара Клинтана, должен был придать этим подозрениям определенную остроту.

Интересно, думают ли Жаспар и Рейно, что Аллейн — тот, кто их взорвал? Эта мысль доставила Дючейрну определенное едкое удовольствие. Скорее случай горького привкуса, не так ли? И как было бы восхитительно, если бы Аллейн собрал все это воедино.

Только он этого не сделал. Вся храмовая четверка сидела в этом самом конференц-зале, когда по Зиону прокатился гром мощного взрыва. Звук был отчетливо слышен даже здесь, и Дючейрн видел выражение лица капитан-генерала. Мейгвейр не ожидал ничего подобного, и его реакция, когда инквизиция неохотно объявила имена погибших, была показательной. Дючейрну было ясно, что он не имеет никакого отношения к их смерти… и столь же ясно, что он никогда не ожидал, что Клинтан сможет связаться со столькими людьми, с которыми он работал и на которых так долго полагался.

— Я уверяю вас, что мои инквизиторы занимаются этими… проблемами, даже когда мы сидим здесь, Аллейн. — Тон Клинтана был ледяным, когда он, наконец, заговорил, но он был далек от того дикого, острого тона, который обычно звучал бы в нем. — Мы выясним, кто это сделал и как. И когда мы это сделаем, они ответят за это, кем бы они ни были.

Судя по блеску в его глазах, он все еще не отказался от возможной причастности Мейгвейра.

— Тем временем, однако, боюсь, что ситуация здесь, в Зионе, становится все хуже и хуже, Жаспар, — сказал Тринейр. Это должно было прозвучать резко и напористо, но вместо этого прозвучало ворчливо. Клинтан посмотрел на него, и канцлер раздраженно пожал плечами. — Я не сомневаюсь, что инквизиция в конце концов докопается до сути. Но у меня есть семафорные запросы, поступающие от светских правителей от Шанг-ми до Гората и Деснаир-Сити. Все, что у них пока есть, — это слухи от их послов здесь, в Зионе, но пройдет совсем немного времени, прежде чем… ну, ты знаешь.

Голос Тринейра затих, и он с несчастным видом пожал плечами, когда сердитый взгляд Клинтана превратился в свирепый. Листовки и письма, которые Клинтан и Рейно так и не смогли опередить, появились по всему Зиону в течение дня после взрыва. Они перечислили имена не только викариев и архиепископов, которых инквизиция официально признала погибшими, но также старших помощников, которые сопровождали их, убитых храмовых стражников и двадцать три имени, перечисленных как агенты-инквизиторы. И на этом они не остановились. Они также включали сообщение от чего-то, называющего себя «кулаком Бога», которое взяло на себя ответственность за вторую Паскуале… и перечислило еще четырнадцать викариев, шесть архиепископов, девять епископов и одиннадцать верховных священников, которых, по его утверждению, оно убило за последние три года. Что еще хуже, в нем перечислялись «преступления», за которые они были казнены, точно так же, как и для прелатов, погибших во второй Паскуале.

Ущерб, нанесенный инквизиции, было бы почти невозможно преувеличить, — подумал Дючейрн. — Мало того, что была разрушена аура непобедимости Клинтана, но если «кулак Бога» говорил правду — а Дючейрн знал, что это так, — великий инквизитор был пойман на лжи, поскольку он объявил, что почти все предыдущие жертвы убийств умерли от «естественных причин». С этим вопиющим доказательством нечестности на глазах у всех попытки Клинтана отрицать, что мертвые прелаты были виновны в совершенных против них преступлениях, по меньшей мере, звучали пусто.

Дрожь пробежала по основам инквизиции — доказательство нынешней слабости и обещание большего ущерба в будущем — и тот факт, что объединенная сила инквизиции и храмовой стражи не смогла предотвратить распространение листовок и информации, только подчеркнул неэффективность Клинтана.