Дрожь в основании ада

И тот факт, что капитан Хейджил, черт возьми, чуть не потерял «Дреднот» в этом шторме, ничуть не помогает, — мрачно напомнил он себе.

В имперском чарисийском флоте были те, включая его самого, — признал Килман, — на кого способности капитана Карлтина Хейджила как моряка не произвели особого впечатления, но в прошлом месяце он гордился им и его командой. Шторм надвигался слишком быстро, чтобы кто-то мог искать укрытия, особенно когда ближайшей доступной гаванью был сам остров Кло, и не один из чарисийцев в эскадре графа Шарпфилда помнил катастрофический ураган, который обрек сэра Гвилима Мэнтира на гибель, когда чарисийская эскадра в последний раз вошла в залив Долар.

Этот был не так плох, как тот, по словам горстки офицеров, переживших оба, но для Дейвина Килмана этого было достаточно. Два галеона Шарпфилда были потеряны. Один из них погиб вместе со всем экипажем, а это означало, что никто точно не знал, что с ним случилось. Второй был выброшен на берег на мысе Мартина, всего в трехстах милях от бухты Сарам, с потерей восьмидесяти трех человек, хотя его спутники спасли остальную часть его экипажа до того, как харчонгцы поняли, что произошло. Третий галеон, настолько сильно поврежденный, что его пришлось отбуксировать обратно на остров Кло, был фактически списан с боеспособных сил графа Шарпфилда. Не желая рисковать кораблем в море в его искалеченном состоянии, он лишил его оружия и превратил в стоящее на якоре принимающее судно. Одна из шхун графа исчезла в море во время того же шторма вместе со всей командой, а другая потеряла весь рангоут, хотя и выжила.

«Дреднот» также выжил, несмотря на то, что оказался в ловушке на прямом пути шторма. Однако он получил тяжелые повреждения рангоута, и его бронированный корпус сильно деформировался. Все эти повреждения были исправимы, и служебные галеоны, которые Шарпфилд привел с собой для этой цели, были уверены, что вскоре вернут его в полную боевую готовность. Тем временем, однако, доступные силы графа были сильно сокращены. Он уже отправил пять своих первоначальных небронированных галеонов обратно в Чисхолм, сопровождая отходящие транспорты, чтобы защитить их от каперов, как того требовали его первоначальные приказы. Это уменьшило общую численность его галеонов до двадцати восьми, считая оба броненосца. После шторма у него осталось всего двадцать пять, по крайней мере полдюжины из которых пришлось оставить на острове Кло, и он не собирался подвергать себя какому-либо предотвратимому риску со своим единственным оставшимся броненосцем.

— Мне действительно неприятно спрашивать об этом, сэр — учитывая, насколько гладко, кажется, проходит высадка, и все такое — но как скоро, по-вашему, вы сможете передать дело коммандеру Мэкгригейру?

— Недостаточно скоро, чтобы сделать меня счастливым, — немного кисло сказал Абат.

Килман знал, что капитан испытывал живое уважение к коммандеру Симину Мэкгригейру, офицеру, которого Шарпфилд выбрал для командования базой в заливе Ражир. Он также любил и уважал майора Квентина Омали, который будет командовать гарнизоном морской пехоты. Едва ли они были виноваты в том, что все шло своим чередом… не совсем гладко, но раздражение сэра Брустейра было очевидным.

— На самом деле, — сказал Абат, останавливаясь и вглядываясь в промокший вымпел на верхушке мачты, — полагаю, что к вечеру мы высадим большую часть морской пехоты. Еще пятидневка или около того, чтобы переправить оружие на берег и доставить припасы. Затем еще пять дней, скажем, чтобы установить батареи и убедиться, что якорная стоянка была должным образом обследована. Так что я, вероятно, мог бы привести довольно веские доводы в пользу передачи командования Мэкгригейру, скажем, к двенадцатому.

Килман слегка просветлел. Это было лучше, чем он ожидал, и он задался вопросом, повлияло ли на оценку капитана собственное желание Абата побыстрее освободиться. Он почти мгновенно отбросил эту мысль. Сэр Брустейр Абат был не из тех, кто принимает желаемое за действительное, каким бы великим ни было искушение.

Лейтенант достал карманные часы и проверил время.

— С вашего разрешения, сэр, — сказал он, захлопывая крышку, — я пообещал боцману, что сегодня утром прослежу за обследованием парусной комнаты. Думаю, после прошлого месяца он обеспокоен штормовыми парусами.

— Я весьма согласен с ним по этому конкретному вопросу, — сказал Абат с улыбкой.

— Тогда я займусь этим, сэр.

Килман коснулся груди, отдав честь, и быстро зашагал прочь. Абат наблюдал за ним с одобрительной улыбкой, затем пожал плечами и снова принялся расхаживать по каюте.

Справедливости ради, Килман был прав — на самом деле все шло не так плохо, как ему казалось, — и он сильно подозревал, что настоящей причиной его недовольства были приказы держать его здесь на привязи до тех пор, пока оборонительные батареи не будут установлены, подготовлены и полностью укомплектованы.

Но как только я смогу расписаться в их готовности….

Его губы дрогнули в голодной улыбке при этой мысли.