Дровосек

Добавив еще рюмку, Борух решил приблизить тему к заветной цели и неожиданно спросил художника:

– Ну, а друзья у тебя поблизости имеются? В других, например, соседних странах?

– Не п-понял, старик. Какие-т-такие друзья? – насторожился Верхай.

– Да это я так, к слову спросил, – заметив острый огонек во взгляде художника, ответил Борух, – забудь, давай лучше по маленькой.

Художник выпил налитую Зейцом рюмку, и накопившееся раздражение нашло свой выход:

– Т-ты, мастер, чего об меня трешься? Я чего, медом намазанный? Может п-подослали тебя вражеские р-разведки? Я ведь к-книжки читаю, т-тоже не д-дурак какой.

– Коля, дорогой, как ты только подумать такое можешь. Да я тебя увидел – и сразу прошлое в душе воспламенилось. Детство, юность, комсомол, можно сказать. Никуда ведь не денешься, что прожито, то прожито…

– Т-ты это, за м-мудака меня н-не держи. Т-ты же, бля, шпион рыжий, на м-морде написано. П-по ух ваткам видно, ч-то провокатор. П-поп Г-Гапон, гнида. В н-ночной б-бар меня заманил, потом г-голого с б-блядями заснимешь и п-подписку о с-сотрудничестве подсунешь.

– Коленька, дурашка, да какие у тебя секреты…

– А ч-то ты п-про знакомых спрашивал? А-А-А! У меня знакомых есть очень-таки! Так что вали отсюда, к-крути п-педали, пока под пи… ды не дали…

– Да ты что себе позволяешь, да я в полицию – заика недоделанный…

Лучше бы Борух этого не говорил. В жизни Верхая могли смертельно обидеть только две вещи – неосторожное слово в адрес матушки, положившей жизнь на его воспитание, да насмешка над его заиканием.

Вскоре вечернюю тишину засыпающего Нойенкирхена нарушил топот двух пар бегущих ног, крики “Hilfe” и глухие удары башмака по ягодицам. Это советский художник Верхаев ставил точку на попытке ЦРУ разыграть его в подходе к Булаю.

Через пять минут оба нарушителя спокойствия были задержаны полицейским патрулем и доставлены в участок. Пострадавший Зейц, оказавшийся свежеиспеченным гражданином Австрийской Республики, проявил высокий гуманизм и просил представителей власти не давать делу официального хода, хотя те собственными глазами видели, как сотрясалась на бегу его задница от пинков тяжелой ноги живописца.

– Ну что ж, если вы настаиваете на том, что инцидент исчерпан по взаимному согласию, я могу лишь констатировать, что общественному порядку Австрийской Республики он существенного ущерба не нанес. За сим выношу вам официальное предупреждение и объявляю вас свободными. О поведении герра Верхаева завтра утром будет сообщено в консульский отдел посольства СССР в Австрии, – заявил дежурный офицер.

Через два дня Верхай раньше срока покинул территорию Австрийской Республики. Провожавший его в аэропорту Швехат, молодой сотрудник консульского отдела посольства, на прощание пожал руку, широко улыбнулся и сказал:

– Молодец, Николай Михайлович. Правильно поступил. Побольше бы нам таких живописцев.

Глава 17 1987 год. Сторона юности

Для Булая не было лучше времени, чем время поездок по родному краю. Каждый отпуск он непременно встречался с природой, вырастившей его и научившей пониманию красоты и любви. В окрестностях Окоянова были места, которые он посещал каждый свой приезд. Отсюда он любовался каскадами темно-синих лесов, уходящих за горизонт, перелесками, меж которых поблескивают речушки и пруды, полями, стелющимися под ласковой рукой ветра. Он вслушивался в эти дали, и ему чудилось, будто звучит великая симфония времени и пространства, в которой чередуются и сменяют друг друга могучие аккорды созидательной воли Творца.

Особенно же красива Нижегородчина бывает в сентябре.

В эту затихающую пору все великолепие природы расцвечивается желто-багровыми сполохами – музыкой прощания с уходящей летней волной жизни. И музыка эта слышна каждому сердцу, пришедшему в милые для него края, чтобы хоть ненадолго раствориться в этом прекрасном мире Божьей благодати.

Едва ли можно представить себе что-либо более целебное для души, чем уединение на осенней русской природе. Видно, есть в тайне ее засыпания какой-то особый магнетизм, рассасывающий сердечные раны, настраивающий на умиротворенный, благостный лад. Он очищает душевный ток от всего мелкого и сорного, заставляет творческий голос звучать глубокими и сильными тонами. Данила любил осень и знал, что здесь ее любит каждый.

* * *

Ночной туман еще обволакивал поляну перед лесничеством, когда охотники покинули дом. При виде хозяина и двух гостей с ружьями пара поджарых, шустрых лаек радостно запрыгала на цепи в предвкушении охоты. Эта местная порода, не похожая на северных лаек, была выведена и натаскана в среднерусских лесах. Одинаково азартно она плавает за птицей и гоняет зверя, не уступая в скорости лучшим борзым. Северной лайке и во сне не приснится взять в гоне молодого волка. Пара среднерусских не упустит его и выгонит на засаду.

Охотники погрузились в УАЗик, нареченный здесь «буханкой», егерь Александр Иванович сел за руль, и экспедиция тронулась за добычей.

Всем троим было чуть за сорок, все они когда-то учились в одном классе окояновской средней школы, а затем пути разошлись.