Дрянь

Через полчаса мы стояли на последнем этаже мрачного пятиэтажного дома из бурого кирпича — их тоже строили после войны пленные немцы. Перед нами была высокая дверь, обитая дерматином, из-под которого там и сям лезла серая от времени вата. В левой руке Дыскин держал под мышкой картонную коробку, правой нажимал на звонок. Дверь не открывалась. Тогда он, оставив церемонии, принялся колотить в нее ногой.

— Да слышу, слышу, — донесся до нас далекий недовольный голос. Замок цокнул, и перед нами возникла удивительно неприятная на вид личность. Маленький, меньше Дыскина, тщедушный человечек, над узкими плечами которого на тонкой шее держалась голова ископаемого ящера. Сплошная челюсть, а плоский нос, крошечные глазки и мохнатые ушки — все в придачу к ней.

Увидев Дыскина, ящер коротко моргнул и попытался захлопнуть перед нами дверь, но не на того напал. Валя уже шагнул вперед, за порог, напирая сразу грудью и коробкой. Я держался вплотную за ним.

— Ты что же, Сипягин, не рад гостям? — громко спросил Дыскин, и я догадался, что хозяин, видимо, глуховат.

— Рад, рад, — пробормотал Сипягин, отодвигаясь. — Тебе попробуй не обрадуйся.

Он ухмыльнулся, и я увидел, что челюсть у него сплошь стальная.

Мы прошли в комнату, и я с интересом огляделся в ней. Здесь повсюду лежали и висели ковры: на полу, на стенах, на диване. Два полированных серванта были плотно забиты разнообразным хрусталем и удивительно безвкусным фарфором какие-то слоны, футболисты и медведи с баянами. Я глянул на потолок — он оказался без ковра, но зато с хрустальной люстрой. Воздух был затхлый, пахло пылью.

Дыскин тоже огляделся и сказал, почти проорал:

— Все копишь добро? А кому достанется?

— Не тебе, — буркнул карлик, буравя нас настороженными глазками.

Сев без приглашения на стул, Дыскин спросил:

— Знаешь, зачем пришли?

Сипягин поджал губы.

— И знать не хочу.

— Хочешь! — крикнул Дыскин. — Еще как хочешь! А мы тебе не скажем! Ну-ка, угадай, что у нас в ящике?

Но Сипягин демонстративно отвернулся.

— Ладно, — смилостивился Дыскин. — Открой, посмотри.

Секунду-другую Сипягин колебался, потом любопытство пересилило, и он открыл коробку. Когда он разогнулся, на лице его не было ничего — ни удивления, ни страха. Нормальная реакция мезозойского ящера.

— Кошка, — сказал он. — Дохлая.

— Твоя работа? — грозно придвинулся к нему Дыскин, и Сипягин отшатнулся.

— С чего взял? — завопил он.

— Не ори, — оборвал его Дыскин. — Это ты глухой, а не я. С того взял, что больно ловко сделано. Руку видно. Или это не ты всю жизнь на собаколовке проработал? Тут все, — уже потише сказал мне Валя, обведя комнату рукой, — на собачьих шкурах построено.

— Работал я, — проворчал Сипягин. — А кошку вашу не трогал. Нужна она мне!

— Конечно, — согласился Дыскин. — Бродячих собак ловить — это одно, а чужих кошек вешать в общественном месте — совсем другое. За это статья теперь, да, Сипягин?

Ящер молчал. Тогда Дыскин наклонился и крикнул ему в самое ухо:

— Сколько тебе заплатили?

Но и этот вопрос остался без ответа.

— А если мы поищем и найдем у тебя дома вот такую сеть и вот такой провод, а?

— Ордер на обыск покажь, — с ненавистью процедил Сипягин.

— Проняло, — с удовлетворением констатировал Дыскин. — Собирайтесь, гражданин Сипягин, пойдете с нами.

— Куда?

— Тут недалеко. В отделение. Там напишете объяснение, и заодно решим насчет обыска.

Когда мы спускались по лестнице. Валя негромко сказал мне, ткнув пальцем в худую спину перед нами:

— Ты не смотри, что он такой щуплый. Между прочим, две судимости — и оба раза за нанесение тяжких телесных. Зверь.

Возле отделения мы расстались. На прощание Дыскин ткнул меня кулаком в бок и шепнул:

— Можешь не нервничать, я его расколю. У меня на этого говноеда давно материал копится.

Я шагал по улице в приподнятом настроении. Если Дыскин действительно сумеет выколотить из Сипягина, кто поручил ему убить кота, с этим, пожалуй, уже можно будет идти к Валиулину. А то и к Степаниде. Как-то они запоют!

А если не сумеет? У этого гнома, похоже, не только зубы железные… Что тогда у меня останется?

Сашка Пузырь, Валька-хромой и никогда не снимающий шляпы Петр Сергеевич, с которыми в день убийства пил у гастронома Байдаков.

Председатель ЖСК «Луч» Кадомцев, обладатель пяти чешских стаканов со старинными автомобилями на боку. Правда, когда в последний раз он угощал меня минеральной водой, я отметил, что «форд-Т» 1908 года стоит в стойле, а гуляет где-то «мерседес-бенц».

И наконец, последнее. Если я прав и ворованные вещи вместе со списком подброшены, смерть Шкута под пытками связывает между собой убийство Черкизова и кражи из квартир. О кражах я собирался подробно и обстоятельно беседовать с Лериком.

Всё. «Негусто», — подумал я, взглянув на часы. Скоро двенадцать. Лерика, конечно, нет дома, он занят своими кооперативными делами. К Кадомцеву идти просто не с чем, о нем нужно подсобрать информацию более подробную, чем та, которую предоставила мне моя голубоглазая подружка. Как подсобрать и где — над этим еще предстоит подумать.