Дри Ада

Ивон была официальной любимицей отца и моей младшей сестрой. Именно от нее было то дорогое пресс-папье, которое в ярости разбил о стену мой родитель, узнав, что муж дал мне имя своего рода. И прием, невзирая на причину очередного званого вечера, всегда открывали они.

— Разумеется, — сквозь зубы выдавил отец, продолжая вежливо улыбаться.

Я окинула сжавшую кулаки от злости Ивон торжествующим взглядом и повернулась к недоумевающему мужу.

— Потанцуем, любимый? — спросила, лукаво улыбаясь.

ГЛАВА 18

— Что ты делаешь? — поинтересовался муж, кружа меня по залу.

— Получаю удовольствие от танца с привлекательным мужчиной, — так и норовя прижаться теснее, честно ответила я.

— Это я вижу, — с усмешкой ответил муж, — я спрашиваю о том, по какой причине ты злишь отца?

— Это небольшая месть, — продолжая откровенничать, призналась я, — за все те годы, которые он портил мне жизнь.

— Понимаю, — в очередной раз практически отрывая мое тело от своего, отозвался муж. Затем решил сменить тему: — Как ты себя чувствуешь?

— Вот если бы ты молчал и не пытался отстраниться от меня, словно дебютантка на балу, то было бы чудесно. — Прикрыла глаза, горестно вздохнув.

Кошка внутри меня сидела и мягко перебирала передними лапами, словно делала массаж, получая удовольствие от ситуации. Она будто смаковала момент, растягивая удовольствие.

— Что с откатом? — продолжал портить настроение муж.

Я открыла глаза и укоризненно посмотрела на Дамаса. Он взглядом не проникся, более того нахмурился, всматриваясь в мое лицо. Мне надоело играть в гляделки, поэтому повернув голову, я с широкой улыбкой наблюдала, как мои тетки и сестры пытаются успокоить разгневанную Ивон.

Отец, кажется, тоже был зол, но на маске-лице застыла вежливая улыбка, лишь темно-зеленые глаза придирчиво ловили каждое наше движение.

— Нам пора домой, — окончательно разрушил момент моего торжества темный.

Как раз затихли последние аккорды альсы — традиционного танца, открывающего любой бал у лесного народа — и муж, приобняв меня за талию, повел к отцу.

— Прошу простить меня и мою супругу, — начал Дамас, как только мы подошли к Главе рода Дри, — но мы, к сожалению, вынуждены покинуть столь приятное общество.

— Неужели вы не можете остаться еще на некоторое время? — спокойно поинтересовался отец, уверенный, что без его позволения мы не уйдем.

— Можем, — громко встряла я, приторно улыбаясь, — при условии, если Ивон поухаживает за нами.

— Что? — возопила сестра из толпы шушукающихся родственниц.

— Ада, — попытался воззвать к моей совести строгим окриком отец.

Бесполезно. Совесть если и была у меня, то спала крепким сном.

Я невинно уставилась на нахмурившегося родителя. Он переводил задумчивый взгляд сначала на руку крепко сжимающего, почти до боли, мою талию супруга, потом на улыбающуюся меня и уже на бледную с темно-зелеными от бешенства глазами сестру.

— Ивон, — пристально наблюдая за реакцией почему-то темного, начал отец, — будь добра, присмотри, чтобы твоя сестра с мужем ни в чем не нуждались.

— Но, папа, — воскликнула блондинка с практически черными от гнева глазами.

— Ивон, — тихо, но от этого не менее страшно, сказал отец.

— Хорошо, папа, — тихо прошептала сестра, опустив глаза в пол.

На этом мое торжество закончилось, так как дальше произошло именно то, чего я так опасалась. Мои многочисленные родственницы дружной толпой направились к нам вслед за Ивон.

На несколько секунд я напряглась, запаниковала и даже хотела предложить мужу бежать как можно скорее. Но на меня вновь нахлынул какой-то странный азарт, замешанный на предвкушении яркого зрелища, и я расслабилась.

— Чего вам угодно? — сквозь зубы выдавила Ивон.

Дамас молча и неодобрительно смотрел на меня, я же, пожав плечами, улыбнулась и ответила:

— Я хотела бы попробовать выдержанного дарийского вина, что отец обещал открыть на твою помолвку.

Скосила глаза на отца, который, впрочем, никак не отреагировал на мое пожелание. Лишь на мгновение его руки до побелевших костяшек сжались на подлокотниках кресла. Но произошло это настолько быстро, что я решила, будто мне показалось.

Ивон вскинула голову и уставилась на меня полными ненависти глазами. Эта бутылка была у отца в единственном экземпляре. Ее он выменял у одного бродячего продавца, который прыгал по мирам в поисках богатой наживы. Тогда за это редкое вино, он отдал целый пузырек смолы моего, между прочим, дерева. В то время как колдунам и ведьмам продавал ее по одной чайной ложке. Помню, как горько я проплакала весь вечер, когда узнала, для кого он ее выменял.

Сестра умоляюще посмотрела на родителя, надеясь, что он поставит меня на место. Но этого не произошло. Он лишь нахмурился и кивнул, давая добро на мой каприз.

— Только открой при нас, — бросила я вслед практически убегающей от нас Ивон. А когда она застыла на месте, открывая на обозрение чистую белую кожу спины и немного ягодицы, приоткрытые откровенным нарядом, я с усмешкой добавила: — Не хочу, чтобы ты плюнула мне в бокал.