Драконоборец. Том 2

Розовая пелена гнева, застлавшая сознание Тобиуса, начала рассеиваться, и он осознал, что вот-вот превратит холм в извергающийся вулкан. Изо всех сил волшебник потянул элементаля назад, но тот своей свирепой волей отмахнулся от создателя. Первостихии не знали сострадания и не ограничивали себя мерой, а огонь был самым жадным, он пожирал все, до чего мог дотянуться. Тобиус же, призвавший элементаля в порыве ярости, растеряв пыл, утратил и контроль. Их желания и стремления разошлись, и яростный рев внутри головы мага вдруг утих.

Напрягая все силы, Тобиус словно потащил свое творение к реке. Он горел заживо, оказавшись в немилости у окружавшей его стихии, а воды Наля уже закипали, исходя облаками пара. Дух огня погибал.

– А знаешь, что самое восхитительное во всем этом? Я всегда знаю о тебе больше, чем ты сам о себе знаешь.

– Не обольщайся.

– И не думал. Просто все процессы, через которые ты проходишь, сразу же отражаются здесь, и я могу наблюдать за ними. В то же время тебя там, снаружи, лишь терзают смутные сомнения и муки неопределенности.

– Все это лишь аллегории и метафоры. Человеческий разум склонен облекать представление о внутреннем мире в эфемерную плоть привычных образов, взятых из подсознания. Так мы говорим о Безмолвном Фонарщике как о воплощении процесса прекращения деления клеток, то бишь смерти. Мысли эфемерны, эмоции эфемерны, душа и самосознание эфемерны. Лишь тело материально, все прочее – энергия.

– Как интересно. Думаешь, я тоже аллегория?

– Собирательный образ зла в моем скромном понимании.

Шепчущий захихикал из темноты, и его алые зенки полыхнули.

– Как тебе это местечко? Оно давно назревало – и вот наконец сформировалось полностью.

Тобиусу казалось, что он находится под землей, в огромной пещере, поддерживаемой древними сталагнатами; во мраке капала вода, и сырость холодила босые ступни. Шепчущий клубился где-то рядом, звуча то с одной стороны, то с другой. Он что-то нес, задавал вопросы, не дожидался ответов и просто продолжал шуметь, а маг вслушивался в эхо и звук капель.

Постепенно он стал вычленять чужое дыхание, очень глубокое и сильное, будто работали огромные мехи на сталелитейной фактории. Нечто огромное дышало во мраке, ворочалось и звенело цепями.

– В чьем мы логове? – спросил Тобиус, пресекая поток пустой болтовни.

Шепчущий ненадолго замолчал, а потом вновь хихикнул.

– Если, как ты сказал, эмоции эфемерны, то тебе нечего бояться… собственного гнева!!!

Последние слова облеклись громким воплем, все вокруг задрожало, во мраке родилась полоса огня – приоткрывшаяся пасть дракона. Исполинский ящер бросился к Тобиусу, но цепи натянулись, а пасть разверзлась, исторгая поток огня.

Самая сильная боль, которую может ощутить человек, – раны, нанесенные огнем.

Все тело превратилось в один сплошной ожог, и чтобы не дать мучительным ощущениям поглотить его, волшебнику пришлось постараться усыпить свои нервные окончания. Вместе с тем небольшие порции обезболивающих делали его существование почти выносимым. Ослепший Тобиус лежал во тьме и тратил все силы на борьбу за жизнь.

– Я бы и дал вам более сильное средство против боли, но сейчас тело очень слабо, и сердце просто остановится.

Тобиус не смог бы ответить даже при желании, слишком обширны оказались повреждения. Наль нес его тело двое суток, пока не выбросил на берег, и к ожогам, успевшим загноиться, прибавились переломы. Именно на берегу его смогли найти. Человек, спасший едва не угасшую жизнь волшебника, назвался именем Фулько и сообщил, что является скромным монахом Ордена святого Якова.

Только брат Фулько говорил с Тобиусом, но вокруг были и другие люди. Его куда-то везли в охраняемом фургоне, причем на запястьях сидели керберитовые кандалы. Если бы не они, серый магистр смог бы сам восстановить разрушенный организм. Однако магию отняли, и он был вынужден прятаться от боли в медитативном трансе, изредка «выныривая» в полное сознание. Увы, и в беспамятстве он не знал покоя. Раз за разом возвращаясь в пещеру, волшебник вновь встречался с тем, что Шепчущий обозвал его гневом. Чудовище билось в медных цепях, изрыгая огонь и свирепый рев, требуя свободы.

Однажды, после очередного такого видения, он резко очнулся. Фургон стоял.

Громкие голоса снаружи очень быстро превратились в вопли, а дальше к ним присоединились пороховые залпы. Фургон качался, испуганно кричали лошади, монах требовал не задевать больного, а потом внутрь ворвался свежий воздух и все вокруг очень быстро умерли. Все стихло. Остался лишь маг. И тот, кто всех убил.

– Надо было идти по-хорошему, чар Тобиус. Посмотрите, сколько хлопот вы мне доставили, да и самому себе не услужили. Хотя посмотреть-то вы уже не можете. Добро пожаловать в мир без света. Что ж, пора возвращаться, мой наниматель ненавидит ждать.