Есть те, кто подберет у помойки котенка и согреет, и дом ему найдет или там у себя оставит. А что? Оно живое, ему тоже больно.
А есть те, кто пройдет равнодушно мимо – и взглядом не поведет. Орет и орет там пакость помойная…
Димка, кстати, был из таких.
А вот Варт сразу виден. Не пройдет, и поможет, и поддержит… Аласту я понимала. А дальше-то что? Статуя – она ж памятник! Она молчит! А мне поговорить требуется…
– Ваша божественность? А, ваша божественность?
Нет ответа.
Молитва Варту тоже не дала результата. Оставалось еще одно средство. Вот не хотелось, но придется. Вот он очаг, в котором горит жертвенный огонь.
Вот она – чаша для приношений.
Огонь разжечь было проще.
А чаша… что я могу принести? Да только свою кровь. А самой себя резать – больно. И неприятно, и вообще… кое-как я ткнула ножом в руку, в тыльную сторону предплечья. Тоже больно, но им я не работаю. Перевяжу – и пусть его под курткой.
Красные капли побежали по коже, скатились в чашу, на алтарь… голова закружилась, и я вцепилась в камень, чтобы не упасть.
Меня тянуло куда-то вниз, вниз…
С Даннарой мы разговаривали в потоке солнечного света.
С Вартом – это что-то вроде воронки водоворота. Причем я стою с внешней стороны, а он внутри воронки. Внизу, там, где она тоненькая, неустойчивая. И все равно не прорвешь.
– Дитя… Кто ты и откуда?
– Вы – бог?
Как и с Даннарой, не было страха. Только любопытство.
– Я – один из богов Фейервальда. Меня звали Вартом.
– А сейчас?
– Сейчас меня забыли. Почти забыли, если ты тут…
– Тут. И мне очень нужна ваша помощь. Меня зовут Каэтана Кордова. Эсса Каэтана.
Ответом была улыбка на лице бога. Кстати, очень похожая на ту, что у статуи. Художник то ли его видел, то ли придумал, то ли это вообще мой бред, но Варт – копия. Волосы цвета меха у норки, глаза словно у оленя – большие, влажные, карие.
И улыбка.
Такая добрая. Настоящая…
– Что я могу сделать? Я даже выйти не могу, Каэтана.
– Поделиться информацией, – попросила я. – Почему вы не можете выйти, что произошло, и вообще… я знаю про Аласту, но насколько это правда?
– Правда, – погрустнела божественность. – Нас создают люди, напитывают своей верой. И мы похожи. Действительно, все мои создания рано или поздно попадают к Аласте, и мы были вместе, и… я погас. Так тоже бывает.
Я кивнула.
Бывает.
– Я сказал об этом. А она обиделась.
Учитывая, что и у меня такое было…
– Вы ей сказали ДО или ПОСЛЕ того, как полюбили другую?
– До, – честно ответил бог. Мне на душе полегчало. Не сволочь.
– А Лелея?
Варт не смутился, смотрел мне в глаза.
– Она пробовала меня освободить. Вот нас молва и связала.
Я задумчиво кивнула. В принципе и такое может быть. А вот что дальше?
– Вас этот водоворот не пускает?
– Да. Его подпитывает смерть моих детей. Каждый раз, когда они гибнут от гнева Аласты, водоворот становится прочнее…
– Драконы? Или вообще любые животные? – догадалась я.
– Драконы, – согласился бог. – Мое любимое творение. Ты связана с одним из них, иначе не прошла бы сюда. Я вижу. Ты чадо Даннары, но ты и мне служишь – частично. Через Виолу.
– Не служу. Но помочь попробую, – вздохнула я. – Как можно это снять?
– Тебе – никак. Только Аласта может.
– А она не хочет, – задумчиво кивнула я.
– Я не думал, что так ее обижу.
Это-то понятно. Мужчины о таком не думают, а мы обижаемся. И нам больно.
– Значит, только Аласта.
– Да.
– Я поговорю с ней, – пообещала я. – Это ведь не зависит от храма, правда? К богу можно обратиться где угодно? Вы услышите?
– Я не услышу. Ко мне теперь можно обращаться только в храме. К Аласте, наверное, тоже. Я не знаю точно.
– Кстати! А почему химеры… ну, мы их так назвали, у них есть другое имя?
– Дети боли.
Нет, с детьми у меня эти существа не вязались никак.
– Значит, химеры. Скажите, а почему они ползут или к вашему храму, или к храму Аласты. На любых континентах?
– Догадались?
– Посчитали, – буркнула я, не собираясь раскрывать свои источники.
– Потому что их создала боль Аласты. А я – причина этой боли. Вот их и тянет туда, где они чуют что-то родственное.
– Ага. Поняла… Кстати – создала? Мы думали, открывается нечто вроде ворот и они оттуда лезут.
– Что-то близкое к тому. У вас… – Варт прищурился на меня, словно что-то читая, – есть похожее слово – зомби. И еще одно – биоконструктор.
– Че-го?!
Еще мне боги про генетику не рассуждали! Очешуеть можно!
– Да, примерно так. Когда Аласта в горе и ярости, ворота в ее мир открываются чаще. И то, что оказывается рядом, – погибает. А потом наделяется новой не-жизнью…
Упс.
Это чуточку меняло картину. То есть не щели между мирами, которые надо законопатить, а…
– Да. Очень удачное понятие – выплеск некроэнергии.
– А читать чужие мысли некрасиво.
Варт только руками развел. Даже и не сомневаюсь – продолжит в том же духе.
– Значит, выплеск некроэнергии, потом легкое биоконструирование – кем?
– Да никем. Просто энергия должна куда-то тратиться, а уж что там будет в тот момент… это же океан! Акула, медуза, кальмар – вот все это сливается воедино и идет на зов своей повелительницы. И, кстати говоря, некроэнергия очень неполезна для мира.
Я и не сомневалась.