Драгоценный враг (СИ)

— Мне нужно увидеть эти файлы, — говорю я ему. — Немедленно.

— Будь моим гребаным гостем.

Дядя Род отодвигает барный стул и идет по коридору в сторону кабинета моего отца. Через секунду он уже просматривает бесценную коллекцию старинных книг, пока не берет с полки случайную и открывает ее. Маленький серебряный ключ со звоном падает на полированное дерево.

— Этот ключ открывает верхний левый ящик его стола.

— Что это?

— Это его ящик для шантажа, — говорит дядя Род, как будто это такая вещь, которая есть у каждого в домашнем офисе. — Каждый раз, когда Винс заставляет кого-то делать грязную работу, он записывает это. И если у него есть на них компромат, Винс хранит его там. Как страховой полис. На случай, если они попытаются его обмануть, он точно знает, как превратить их жизнь в ад.

— Как это докажет, что отец убил Синтию и маму?

— Потому что в этом городе полно людей, которые знают правду, — он надавливает пальцем на крышку стола из красного дерева моего отца. — И все они здесь.

Я беру ключ с пола и открываю замок. Конечно же, ящик полон цветных папок со смутно знакомыми названиями, заполненных бумагами, флешками и полароидными снимками.

К тому времени как я отворачиваюсь от этого дерьмового шоу, мой дядя уже на полпути к двери.

— Передай своему отцу, что я с ним разберусь, — говорит Род, прежде чем исчезнуть в коридоре. — Ты скажешь мне, как только он вернется в город, и ни секундой позже, понял?

Вытащив телефон, делаю снимок за снимком всего подряд. И в течение нескольких последующих часов я читаю все документы, делаю дубликаты всех флешек и просматриваю все фотографии. В какой-то момент я отключаюсь, упав головой вперед на его стол. Но потом я возвращаюсь к тому, на чем остановился.

В семь утра я вылезаю из этой темной гребаной кроличьей норы, которую заварил мой отец. Глаза горят, шея затекла, но у меня есть список имен и идея, с чего начать.

Все это время я винил Рича Роуза в убийстве моей матери и сестры, в уничтожении всего, чем могла бы стать эта семья, но все это время виноват был мой отец.

Он разрушил нас.

А теперь я собираюсь погубить его.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

АВГУСТ

— Тяжёлая ночь? — встречает меня Шеридан у ворот на следующий день.

Я тру глаза, которые, наверное, чертовски красные. И я не помню, когда в последний раз ел или пил воду, если уж на то пошло. Не мешало бы расчесать волосы и побриться.

Я дерьмово выгляжу.

Я чувствую себя дерьмово.

— Да, почти не спал, — я засовываю руки, покрытые бумажными порезами, в карманы.

— Здесь холодновато… — она смотрит на дом позади меня и покачивается на ногах. — Мы пойдем внутрь или будем просто стоять и надеяться, что не превратимся в человеческие сосульки?

— Не думаю, что это хорошая идея, — говорю я. — Не сегодня.

— Оо… хорошо? — поднимает брови Шеридан. — Ты сказал мне прийти сюда сегодня в три часа. Я что-то пропустила?

— Есть кое-какие дела, с которыми я должен разобраться.

Я так измучен, что не знаю, имеют ли слова, вылетающие из моего рта, смысл или это тарабарщина. Это как быть пьяным, не прикоснувшись ни к капле спиртного.

— Мне действительно нужно сосредоточиться на этом прямо сейчас.

— Сосредоточиться на чем, Август? Я запуталась…

— На семейных делах.

— Ты можешь сказать точнее?

— Я просто думаю, что нам нужно притормозить, — говорю я. — Залечь на дно.

Ее прелестный ротик складывается в букву «О», и Шеридан делает шаг назад.

— Вчера ты попросил меня выйти за тебя замуж, а сегодня говоришь, что нам нужно притормозить? Что происходит?

Я не могу сказать Шер то, что знаю. Не могу рисковать тем, что она побежит к своим родителям и расскажет им, прежде чем у меня появится шанс поговорить с кем-то из тех, кто был в этом ящике. Мне нужно сначала добраться до них, убедить их в том, что разговор безопасен, и разработать план, как упрятать моего отца за решетку, где ему самое место.

Это тонкий, сложный процесс, и я не могу допустить ни одной оплошности. У моего отца есть акулы-адвокаты, и они могут вынюхать красные флажки и лазейки, как кета.

— Пожалуйста, Шер. Поверь мне. Я не могу сейчас вдаваться в подробности, но я расскажу тебе все, как только смогу.

— Это глубоко личное и сложное дело? — Шеридан прижимает руку к бедру, используя фразу, которую использовал ее отец, когда она пыталась рассказать ему о предполагаемом романе.

Если я скажу «да», мне крышка, потому что Шер подумает, что я ей изменяю.

Если я скажу «нет», я солгу.

— Это личное семейное дело, — говорю я.

— У тебя проблемы?

Если мой отец узнает, что я делаю, то да. Я буду покойником.

— Нет, — говорю я. — Нет, если я буду держать рот на замке.

— Ты можешь рассказать мне все, Август. Почему ты не можешь сказать мне это?

— Поверь мне, я хочу. И расскажу. Только не сейчас.

Когда она смотрит на черный асфальт у наших ног, у нее дрожит нижняя губа. Но она не плачет. Шеридан втягивает ледяной декабрьский воздух и опускает руки по швам.