Драгоценные дары

Вероника не знала, хорошо это или плохо, но теперь Эйдан выглядел довольным. У него были свои принципы и предубеждения против богатых, их жизни и идеалов, однако он сумел на время забыть обо всем, чтобы заняться с ней любовью, а потом пообедать вместе. Прощание удалось, следующие две недели им предстояло провести в разлуке. Вероника решила приехать к нему в Берлин сразу же, как только уедут дочери. Правда, у нее еще оставались дела в Париже, но она пообещала быстро разделаться с ними, чтобы снова увидеться с Эйданом, и он хотел этого так же, как она. Он не сомневался, что без нее ему будет одиноко.

После обеда они ненадолго зашли к ней в номер, Эйдан страстно поцеловал ее, а затем она проводила его до машины. Парковщик привел побитый маленький «Остин Хили», который смотрелся особенно странно рядом с двумя «Роллсами», «Бентли» и «Феррари». Заметив это, Вероника и Эйдан с улыбками переглянулись, но, похоже, Эйдан уже избавился от прежней нервозности. С каким бы осуждением он ни относился к роскошной жизни, он был вынужден сосуществовать с богатыми и сверхбогатыми, независимо от того, нравилось ему это или нет. Вероника надеялась, что рано или поздно он в достаточной мере приспособится к этой жизни. За исключением таких поблажек, как отпуск в «Эден-Рок», Вероника жила довольно скромно. В Париже она почти нигде не бывала, ее квартира была невелика по любым меркам, и даже ее нью-йоркское жилье отнюдь не ошеломляло роскошью, хотя Вероника понятия не имела, каким оно покажется Эйдану. Она до сих пор не знала, что приемлемо для него, а что нет. «Отель дю Кап» был явно неприемлем, но крайностью его сочли бы очень многие. Даже Вероника признавала это, и тем не менее Эйдан кое-как примирился с этим отелем.

Возле машины он снова поцеловал ее.

– Береги себя. Не разрешай расстраивать или нагружать тебя делами ни дочерям, ни кому-нибудь еще! – шепотом попросил он, и она кивнула. – Помни, что я люблю тебя. Я тебе сегодня позвоню.

Они еще раз поцеловались, он сел в «Остин Хили», завел машину и укатил, помахав на прощание. Парковщик невозмутимо наблюдал за этой сценой, затем проводил поклоном ушедшую в номер Веронику.

У себя в номере она села на балконе и задумалась об Эйдане. Пока они обедали, в номере убрали, постель заправили, поэтому от их любви не осталось и следа. С трудом верилось, что это действительно случилось здесь – как и в то, что Эйдан стал для нее целым миром. Казалось, они были вместе всегда, а ведь не прошло и месяца с тех пор, как они впервые увидели друг друга в Риме и познакомились в Венеции. За этот краткий промежуток произошло слишком многое. Вероника чувствовала себя совсем другим человеком, словно Эйдан оставил в ее душе неизгладимый отпечаток. Она думала о том, заметят ли это дочери, почувствуют ли перемену. Рассказывать им об Эйдане у нее не было ни малейшего намерения. Еще слишком рано, отношениям требуется время, чтобы устояться, и только потом можно подумать и о знакомстве с родными. Вероника не представляла, когда это будет, но точно знала, что не сейчас.

Немного погодя она погуляла по территории отеля, послушала сверчков, стрекотавших в тот день особенно громко, и в ожидании дочерей перебралась в пляжный домик, который сняла вместе с номером. Самолет девочек прибывал в Ниццу в четыре, Вероника вернулась в номер в «Эден-Рок», когда время близилось к шести. И увидела подъезжающий «Мерседес»: шофер отеля привез Джой и Джульетту. Обе выглядели юными и очень хорошенькими, Джульетта путешествовала в джинсах, тенниске, футболке и свитере, Джой в шортах и футболке была эффектна, как всегда. Вероника окликнула обеих по имени, девушки обернулись и просияли. Она провела их в номер по соседству с собственным.

– Устали? – спросила она, но обе покачали головой.

– Мы выспались в самолете, – объяснила Джульетта. – Я еще и пообедала, а Мисс Красотка, как всегда, ограничилась двумя листочками салата и оливкой. А мне достался фуа-гра, – вид у Джульетты был довольный, она явно не раскаивалась и не страдала оттого, что весит на несколько фунтов больше, чем сестры. Все в семье считали, что худоба Джой и Тимми, пожалуй, чрезмерна: у Тимми – из-за тревог и стрессов, а у Джой – поскольку этого требовала ее работа.