Драгоценности солнца

— Время от времени я не против вступать в противоречия, ведь так интересней. И потому что сейчас я думаю как мужчина… — Эйдан сгреб Джуд в свои объятия и приглушил ее удивленный вздох своими губами.

Как поцелуй может быть настолько нежным и обжигающим в одно и то же время? — задалась она вопросом. Поцелуй был настолько нежным, что на ее глаза навернулись слезы; настолько жарким, что ее кости плавились. И Джуд позволила себе погрузиться в теплое озеро, края которого облизывал огонь.

— Ты хочешь меня, Джуд? Скажи, что ты хочешь меня.

— Да, я хочу тебя. Я всегда хочу тебя, — она уже погрузилась по шею в этот бассейн, и теперь ныряла в него.

— Займись со мной любовью здесь, — Эйдан беспокойно прикусил ее нижнюю губу. — Здесь под светом луны.

— Ммм, — Джуд начала соглашаться, затем резко всплыла на поверхность, как опрометчивый ныряльщик цепляясь за воздух. — Здесь? На улице?

Эйдана удивила бы ее реакция, но соблазнение, которое он начал, обвилось вокруг, чтобы заявить свои права на него.

— Здесь, на траве, когда вокруг нас дышит ночь.

Все еще держа Джуд, Эйдан опустился на колени. Он путешествовал по ее лицу своими губами и бормотал:

— Отдайся мне.

— Но что если кто-то придет?

— Во всем мире нет никого кроме нас, никого, — его руки накрывали ее руки, так же как и губы. Даже когда она открыла рот, чтобы высказать протест, он заговорил вновь: — Я испытываю невероятную потребность в тебе. Позволь показать тебе. Позволь мне получить тебя.

Трава была такой мягкой, а он таким теплым. Было так чудесно быть его потребностью. И куда более важно, нежели здравомыслие и благопристойность. Эйдан медленно гладил ее, его руки были невероятно нежными, и ее кровь закипала. Его губы скользили по ее губам, шепча обещания. И внезапно в мире действительно не оказалось никого, и не было никакой потребности в обратном. Джуд лениво подняла руки, когда Эйдан стянул с нее свитер и провел кончиками пальцев вниз по ее телу. Ее глаза отяжелели, тело становилось вялым. Он снял ее туфли, ее штаны, раздевая Джуд без спешки и позволяя своим рукам касаться и задерживать там, где им нравилось, пока, казалось, ее кожа не начинала тихо петь.

Джуд лежала на траве обнаженной, лунный свет играл на ее теле. Когда она потянулась к Эйдану, он притянул ее наверх.

— Я хочу распустить твои волосы и смотреть, как они рассыпаются, — Эйдан не отрывал взора от ее глаз, когда освобождал ее волосы. — Ты помнишь первый раз?

— Да.

— Теперь я знаю, что доставляет тебе удовольствие, — Эйдан прижался губами к плечу Джуд, позволяя ее волосам упасть и прикрыть его лицо. Они ласкали его своим шелком и ароматом. — Ложись обратно на траву и позволь мне доставить тебе удовольствие, — Эйдан вновь уложил Джуд, и его зубы медленно скользили по ее шее. — Я дам тебе все, что у меня есть.

Он мог пировать, но вместо этого пил маленькими глоточками. Дарил ей долгие, расточительные поцелуи, которые потрясали до самой души и вытягивали из нее стоны. И при каждом стоне он продвигался глубже. Он мог бы похитить, но вместо этого соблазнял. Медленная, нежная ласка, которая скользила по ее коже и заставляла дрожать. И при каждой дрожи он задерживался.

Джуд потерялась в нем, в чарующе головокружительной смеси чувств и ощущений. Холодная трава и теплая кожа, ароматный ветер и хриплый шепот, сильные руки и терпеливые губы. Она смотрела на луну, парившую сверху — сверкающий белый шар на темно-синем небе, с оборванными клочками туч. Она слышала крик совы, глубокий, требовательный крик, и чувствовала эхо в своей крови, когда Эйдан уносил ее дальше и дальше к первому гребню волны. Она, плывя, выкрикнула его имя, и высокая, теплая волна прошла сквозь нее.

— Еще, — он был обречен наблюдать за полетом Джуд, знать, что может направлять ее, пока глаза ее не станут дикими и слепыми, а тело не задрожит. — Еще, — потребовал он, вновь и вновь сводя ее с ума еще безжалостней, нежели намеревался.

В Джуд вспыхивал жар, взрывалась звезда. Волна удовольствия была настолько сильной, настолько неожиданной после нежности, что ее тело поднялось наполовину в протесте, наполовину в удовольствии. В этот раз не было стона, теперь с ее губ сорвался крик.

— Эйдан, — Джуд схватила его, чтобы удержать равновесие, когда ее мир сошел с ума и они перевернулись. — Я не могу.

— Еще раз, — Эйдан притянул голову Джуд назад за волосы и накрыл ее губы. — Снова, пока мы оба не будем опустошены, — рука, которая была такой нежной, подхватила ее за бедра, поднимая вверх. — Скажи, что ты хочешь ощущать меня внутри.

— Да, — она безумствовала, едва не рыдая, когда ее тело откинулось назад. — Ты и никто другой.

— Тогда возьми меня.

Эйдан опускал ее ниже, пока не Джуд не была заполнена им, пока великолепие этого не взорвалась в ней. Ее дыхание вырвалось из горла, когда она прогнулась назад. Ее тело блестело под лунным светом, волосы осыпались назад в темном спутанном клубке. Она подняла руки — жест несдержанности, погружая собственные пальцы в эти ниспадающие кудри. И тогда ее тело начало качаться, двигаться, стремиться.