— Теперь он — сумрак… — отозвался Тигр. — Я не могу. Я не имею права!
Мы стояли на заснеженной дороге у пологого склона, по которому, мигая синими маячками и издавая заунывные звуки, полз вниз ратрак. Мороза я просто не чувствовал.
— Нам придется драться, — сказал я. — Нам придется…
«Абсолютный запор» нельзя снять, он развеивается только самостоятельно, со временем. Поэтому Двуединый просто разнес дверь в клочья. Металл на миг покрылся синеватой коркой льда — и разлетелся на осколки, как стекло. До абсолютного нуля, что ли, он дверь охладил? Во всяком случае, она осталась закрытой.
Двуединый выбежал за нами — и я понял, что поединок с ведьмами все же дался ему нелегко. Одна из центральных ног была оторвана по колено, из обрубка толчками струилась черная жидкость. Впрочем, это ему словно бы и не мешало. Так же как здоровенный поварской нож, по самую рукоять засаженный в глаз Дениса, и повисший на шее Алексея здоровенный рыжий кот, методично дерущий лицо бывшего Темного мага когтями.
— Ты рано пришел, Двуединый! — крикнул я. — Это всего лишь третий раз!
Единственный уцелевший глаз Дениса остановился на мне.
— Мы засчитаем его за два, — отозвался он.
Четыре руки Двуединого вытянулись в нашу сторону. Я мысленно активировал Щиты, сместился, закрывая собой Надю и Арину.
— Папа! — крикнула Надя, и я почувствовал протянувшийся от нее поток Силы. Мельком покосился на дочь — Арины рядом с ней уже не было. Ушла, старая ведьма! Бросила!
— Стой! — Тигр шагнул между мной и Двуединым. — Ты нарушаешь правила! Время еще не пришло! Пророчество гласило — три жертвы на четвертый раз, на пятый день!
— Уйди с дороги, щенок, — сказал Двуединый. Из его правых рук в Тигра ударили кипящие струи огня, из левых рук — иссиня-черный клубящийся дым. — Мне плевать на твои пророчества!
Тигр встряхнулся — багровое пламя и синие осколки льда посыпались с него наземь. Асфальт под его ногами закипел и вздыбился буграми. Снег и лед испарялись, поднимаясь клубами тяжелого сизого тумана.
— Никто не вправе плевать на пророчества! — словно бы с радостью воскликнул Тигр.
Он сделал шаг, выдирая ноги из поплывшего асфальта. Даже за поднятыми Щитами мне стало жарко.
— И теперь… это… мое… право! — приближаясь к Двуединому, произнес Тигр.
Двуединый кинулся ему навстречу — и два порождения сумрака сплелись в клубок.
Они катались по земле — уже не в магической, в обычной драке. А может быть, тут было и волшебство. В конце концов, когда дерутся между собой два воплотившихся закона природы, две обретшие человеческий облик функции — что в этом есть немагического? Пусть даже бой ведется клыками и когтями…
Двуединый не изменялся, так и дрался в своем паучье-человеческом облике. Тигр преображался. Временами я видел мелькающие тигриные лапы, оскаленную звериную пасть. Временами — человеческое лицо с не менее яростным оскалом и окровавленные руки. Мне даже казалось, что все это было одновременно — он был сразу и человеком, и зверем.
В какой-то миг из клубка вылетел растопыривший лапы рыжий кот, с диким мявом прокатившийся по снегу, и метнулся к дверям ресторана.
Я начал пятиться, отступая к Наде. Я ничем не мог помочь Тигру. Я даже ударить не мог, не рискуя зацепить нашего единственного защитника.
— Открывай портал! — крикнул я дочери.
— Не могу! Сумрак кипит! — в отчаянии повторила она. — Тут все… плывет…
То, что в сумраке непорядок, я и сам чувствовал. Даже заглядывать в него не нужно было. Земля под ногами стала подрагивать. На вершинах гор засветились призрачные сиреневые огни. Низкий тяжелый звук повис в воздухе.
Сумрак лихорадило. Сумрак сейчас сражался сам с собой — две его ипостаси сошлись в смертельной схватке. Двуединый — древний губитель цивилизаций — и Тигр — их древний хранитель. Оба всесильные. Оба безжалостные. Но за Тигром было только одно бесспорное право — сделать так, чтобы мы умерли не сегодня. Защитить прозвучавшее пророчество.
— Бежим, Надя, — сказал я. — Бежим… эта борьба нанайских мальчиков добром не кончится…
— Папа, мы не убежим… — Дочь взяла меня за руку. И вдруг сказала то, что я от нее даже в детстве не слышал: — Папа, мне страшно…
Сверкнуло — ослепительным огненно-льдистым росчерком, будто в глубине дерущихся тел что-то взорвалось. Клубок распался — в одну сторону отлетел Двуединый, в другую — Тигр.
Но Двуединый поднялся. А Тигр остался лежать.
Двуединый смотрел на меня единственным уцелевшим глазом — глазом Дениса. Из второй глазницы по-прежнему торчал нож. Лицо Алексея превратилось в кровавое месиво, он слепо крутил головой во все стороны.
— Вы все… — прохрипел Двуединый.
И в этот миг через дорогу, грохоча гусеницами по асфальту, перевалил ратрак. Мигалки и пищалки на нем были выключены, совок опущен. Ратрак врезался в Двуединого, с хрустом подмял его — и закружился на месте, сминая гусеницами человеческую плоть. Двуединый взвыл на два голоса и замолчал.
Мы с Надей стояли, онемев.
Ратрак замер и заглушил мотор. Из открытой двери кабины вылезла Арина, спрыгнула на снег.
— Я думал, ты убежала, — сказал я.
— От судьбы не убежишь, глупый, — ответила Арина.