Дозоры

— А это может произойти, — сказал я. — Есть данные… В общем, среди тех, кто может остановить апокалипсис, должен быть зеркальный маг. Поэтому я и предлагаю тебе инициацию. Светлый, Темный… Какая в сумраке разница! Если ты станешь Иным, то уже не сможешь превратиться в Зеркало.

— И кто станет им вместо меня?

— Не знаю, — пробормотал я. — Кого-нибудь найдем, уверен.

— Ты изменился, Антон, — негромко сказал Егор. — Стал гибче. У вас, выходит, вообще нет другого кандидата, кроме меня? Но ты готов меня инициировать, чтобы я не погиб?

— Да. Потому что… — Я осекся.

— Потому что ты набит комплексами и сомнениями, как настоящий русский интеллигент, — бросил Егор. — В твоем сознании я до сих пор маленький мальчик, которого подставил твой любимый шеф. Шестнадцать лет назад тебя ткнули мордой лица в то, что добро — не обязательно добро, зло — не всегда зло, а ты — не в белых одеждах, а в потертых джинсах и рубашке с грязным воротником.

— Пошел ты со своим психоанализом… — Я начал заводиться и повысил голос.

— И ты хоть и смирился, хоть и привык играть с совестью в жмурки, но до конца не успокоился! — выкрикнул Егор. — То, что вы меня использовали, было первой подлостью, которую ты заметил. Так себе подлость-то, если разобраться. Фиговинка! Но у тебя, видать, зудит. Тебе хочется закрыть ту историю — насовсем. Торжественно меня спасти, к примеру. И тогда ты успокоишься. Будто если исчезнет та мелкая уступка совести — она сотрет все последующие. Так?

На миг мне захотелось врезать Егору по лицу. Со всей дури. Я даже начал привставать, и что-то, похоже, мелькнуло у меня в глазах — Егор чуть прищурился и напрягся.

— Stop de vous disputez, les filles! — весело сказал хозяин, ставя передо мной блюдо. Два маленьких медальона из телятины были украшены тремя ломтиками жареной картошки, веточкой петрушки и затейливыми вензелями ягодного соуса.

Одновременно хозяин слегка оперся мне о плечо. Сильно так оперся. И заглянул в лицо. Глаза у него были мрачные, тяжелые. Ох уж эти клоуны, никогда я им не доверял!

— А ты в него файерболом! — посоветовал с улыбкой Егор. Повернувшись к хозяину продолжил: — C’est de ma faute. — Снова глянул на меня, добавил: — Дожили, за гомиков приняли! — И снова обратился к хозяину: — Desole!

— Desole, — согласился я. На нас и впрямь неодобрительно косились. Не потому, конечно, что приняли за ссорящихся геев — просто не комильфо ссориться так громко.

Хозяин улыбнулся — улыбка была широкой и насквозь искусственной, как у всех клоунов, — и ушел.

Я начал ковыряться в медальоне.

Егор отпил вина.

— Извини, — сказал я.

— Извини, — одновременно произнес Егор.

Мы посмотрели друг на друга и захохотали. А через мгновение весь ресторанчик, повернувшись в нашу сторону, принялся аплодировать!

— Ой, мама родная, — сказал я. — Они же и впрямь…

— Городецкий, у нас, в Париже, нельзя обманывать ожидания публики, — картинно вздохнул Егор. — Теперь нам придется стать настоящими европейцами.

— Слушай, я сейчас отсюда телепортируюсь куда-нибудь… — начал я.

— Куда-куда? — заинтересовался Егор. — Бросаешь?

И это вызвало у нас обоих совершенно идиотский приступ хохота. В окружении доброжелательных французских улыбок все это было и впрямь смешно, но я мог лишь надеяться, что история никогда не станет известна в Дозоре.

Надо мной же полвека хихикать станут!

— Так что насчет инициации? — жуя медальон, спросил я. — Будешь, кстати?

Егор взял вилку, нацепил второй медальон.

— Нет, конечно. Я поеду с тобой… Где вам нужно Зеркало?

— Пока не знаю. Собираемся в Москве, наверное. Егор, ты понимаешь, на что идешь?

— Антон, ты мне объяснил, что через неделю ожидается конец света. И я — или кто-то такой же, как я — могу это предотвратить. Пусть даже ценой своей жизни. Ты думаешь, у меня действительно есть выбор? У какого-либо нормального человека может быть выбор в такой ситуации?

Я покачал головой.

— Конечно, я поеду, — сказал Егор, жуя телятину. — А готовят тут средне. Неплохо, но… У меня был куда лучше повар на примете. Хорошая была идея — ресторан «Иллюзия»!

— Если останемся живы — я пробью тебе финансирование, — сказал я. — Только сделаешь ресторан «Дружественным к Иным», у нас есть такая партнерская программа.

— Заметано, — кивнул Егор. — Но я не останусь. Я вообще думаю, что должен был на самом деле остаться там, у ВДНХ, в подворотне — белый и обескровленный. Просто ты поторопился. — Егор усмехнулся. — И дал мне шестнадцать лишних лет. Ты не думай — я это ценю. Ты же сам ничего толком не умел, у тебя на лице полнейший ужас был.

— Помнишь? — спросил я.

— Конечно. Я ни на минуту не забывал. И не сомневался, что рано или поздно все закончится так.

— Все? — глупо переспросил я.

— Все. Это получилось… ненастоящее время. Заемное. В долг. Все пошло неправильно, поэтому я и живой. Но словно понарошку.

— Прости, Егор, — сказал я.

— Да ладно тебе, дозорный. Я давно уже не злюсь.

— Мы все живем в долг, — сказал я.