Дожить до рассвета

– Это ты не от старости слепнешь, Велислав. Сияние злата тебя ослепило. – Подняв посох, чародей ударил им оземь. От того удара содрогнулась площадь. Горожане вмиг умолкли, с любопытством воззрившись на Ратибора. – Властью Асгарда, я, Ур Ратибор, объявляю вече открытым!

Народ радостно загомонил, одобряя слова Ура и с опаской поглядывая на усмехающегося в бороду князя. Подняв руку, Ратибор призвал горожан к тишине и продолжил:

– Я уже не молод, Велислав, но зрю ясно, до глубины души. И то, что я здесь увидел, мне не по нраву. Не по нраву такие деяния и людям, властью тебя наделившим. – Ратибор не сводил с князя своего пристального взгляда, словно пытаясь почувствовать хоть искру зародившегося сожаления. – Князь – тот, кто о роде своем печется. Кто оберегает слабого от притеснений сильных. Кто чтит законы и карает за беззаконие. Кто не обирает род собственный себе во благо. Лишь тот истинно верует в богов и достоин во главе рода своего встать. Так ли ты живешь, Велислав? Что скажете, рассены, по совести князь живет?!

С дальних рядов донеслись одинокие окрики, осуждающие князя.

– Не по совести правишь, Велислав!

– Непомерными податями обложил. Поди, в Асгард меньше платишь?

– Скоро у псов своих кости отбирать станем! Совсем с голодухи животы свело!

Рассенский воевода молодцевато бегал по крыльцу, зорко отыскивая взглядом выкрикивающих из толпы смельчаков.

– Ах вы оборванцы, – шептал воевода, рьяно демонстрируя перед князем собственную преданность, – ну, погодите, разбойники, после вече до каждого доберусь! Князь им не угодил...

Велислав же продолжал молчать, все так же усмехаясь в бороду. Недовольство народа стало нарастать, и, уже не таясь, люди стали выкрикивать обвинения из первых рядов:

– Чего улыбаешься, Велислав? Люди правильно говорят: не блюдешь ты законы княжьего стола. Не по совести налогами облагаешь. А кто воинов давеча погубил в битве за древлянское золото?

– Я мужа похоронила. Единственный кормилец в семье был. Помнишь меня, Велислав?! – выкрикнула со слезами в голосе молодая девица с грудным дитем на руках. – Помнишь, как из дома твоего меня дружина пинками выпроваживала? Кто же моего ребеночка кормить станет?!

Велислав нахмурился, почувствовав, что события принимают нежелательный оборот. Подняв руку, князь попытался перекричать народный ропот:

– Первый раз тебя вижу, девица. Если дружина моя была к тебе несправедлива, сегодня же покараю виновных! А слова ваши справедливы. За павших в бою ратников каждая семья, где нет кормильца, откуп получит. – Велислав с трудом поднялся с трона, смерив Ратибора суровым взглядом. – Я тебя как гостя дорогого принял, Великий Ур. А ты супротив меня народ настраивать удумал? Негоже так!

Отведя взгляд от чародея, Велислав вдруг делано расхохотался, обращаясь к народу:

– Да хватит вам на князя хулу возводить. Али вам иных врагов мало? Эй, воевода, тащи ведьму на костер! – Велислав вновь обернулся к чародею, назидательно указывая пальцем на приготовленный костер. – Вот кого нужно судить! Колдунов да ведьм, кои народ портят!

Грузный воевода шустро бросился в толпу, громко выкрикивая:

– Дорогу не занимать! Расступись! Стража, тащи сюда ведьму! Да скорей вы, ротозеи!

Беспута безумно озиралась по сторонам, пытаясь отыскать взглядом Малюту. Слезы застилали ей глаза, все вокруг расплывалось. Где же ты, милый? Колдунья принялась пробиваться сквозь толпу к дороге, по которой вели Мороку.

Связанная колдунья еле шла, тяжело припадая на подвернутую ногу. Грязная, избитая, с кляпом во рту, некогда красивая женщина стала похожа на старуху. Двое крепких стражей грубо тянули ее за веревку, направляясь к столбу с разложенным для костра хворостом. Ратибор грустно вздохнул, смерив князя мимолетным взглядом.

– Сказать чего хотел, Великий Ур? – голос Велислава был насмешливым и уверенным в собственной неуязвимости. – Может, за ведьму вступиться хочешь? Опять, мол, князь не по совести правит. Закон тебе не позволит за ведьму вступиться!

Ратибор лишь покачал головой, коротко обронив в ответ:

– Небеса нас рассудят, Велислав.

Едва лишь Мороку принялись вязать к столбу, как из охраны Ура вышел вперед воин, направившись к усердным стражам.

– Тысяцкий, не сметь! Малюта! – воскликнул Ратибор, возмущенно притопнув посохом.

Схватив за пояса вяжущих узлы стражей, Малюта легким движением отбросил их прочь. Выхватив из-за голенища нож, он быстрым движением рассек веревки, удерживающие Мороку у столба. Горожане возмущенно зароптали, видя, что их лишают желанного зрелища. Улыбнувшись, Велислав поманил пальцем воеводу, тихо спросив:

– Кто таков?

– Имперский тысяцкий, – склонившись к князю, прошептал воевода, – поговаривают, будто ведьмака того один на один одолел. Прикажешь убить?

Велислав покачал головой, вновь обернувшись к Уру.

– Великий Ратибор, это что ж получается? Твой дружинник мешает князю праведный суд свершать? Нехорошо. Отозвал бы ты своего пса, покуда ему бока не намяли.

– Тысяцкий, не мешай князю суд вершить! – голос Ратибора был суров, однако в глазах его промелькнула надежда.