Прохаживаясь вдоль ведьминых котлов, Стоян косо поглядывал на крепостные стены, размышляя о предстоящем штурме. Стены Асгарда были мощны и неприступны для таранов. Единственным слабым местом были ворота. Асгардцы знали это, и потому именно над ними защитники поставили десятки котлов, приготовившись обрушить на захватчиков потоки кипящей смолы. Стоян был мудрым воителем, он понимал, какие потери понесет его воинство при штурме ворот. Потому корабли хатти привезли с собой много древесины и бечевы, и теперь его воины вязали лестницы, готовясь к штурму стен. Он удивит Уров, направив свою атаку туда, где его никто не ждет.
Рамунос возлегал на носилках, окруженный множеством заботливых слуг. Громко чавкая, хаттский царь ел виноград, подставляя свои измазанные соком уста заботливым рукам наложниц. Недовольно поглядывая в сторону Асгарда, Рамунос капризно произнес, обращаясь к ведьмаку:
– Брат мой Стоян. Не пора ли нам начать битву? – Царь огляделся по сторонам, восхищаясь их огромной армией, осадившей столицу Дарии. – Не понимаю, почему они все еще не открыли перед нами ворота? Им не устоять против моей армии.
Стоян обернулся, впившись в Рамуноса убийственным взглядом.
– Нашей армии, – поежившись, поправил себя Рамунос. Еще через мгновение он добавил: – Твоей армии, брат мой.
Стоян молча отвернулся, отправившись к ведьмам. Этот хаттский боров, никогда в жизни не державший в руке клинка, начинал его раздражать. Подойдя к ведьминым котлам, Стоян скривился, принюхавшись:
– Это чем так воняет? Словно падалью какой-то!
Бобура расхохоталась, отстраняясь от своего котла, и кивнула в сторону подруг:
– Это ты Трясею спроси. С утра над котлом ворожит, гадость всякую варит.
Ведьмак направился к котлу Трясеи, брезгливо прикрывая нос ладонью:
– Ты чего, девка, совсем белены объелась?! Рядом ведь стоять невыносимо! Что ты там варишь?
Трясея поежилась, покосившись на ведьмака испуганным взглядом. Быстро прикрыв котел крышкой, она ответила:
– Лихорадку наворожила. Поди, за один день битва не закончится. – Ведьма грустно склонила голову, тихо добавив: – Не люблю я хвори ворожить. Дурно мне после этого. Да что поделаешь?
Вновь сняв с котла крышку, она склонилась над своим вонючим варевом. Стоян выругался, отходя в сторонку и прислушиваясь к ее шепоту.
–
Ведьма перевернула котел, выливая его содержимое в пламя костра. С возмущенным шипением вонючий столб пара устремился ввысь, собираясь под небесами в небольшое серое облачко. Трясея сурово пригрозила облаку пальцем и взмахнула рукой, указывая направление:
– Ступай порча, куда велено!
Стоян усмехнулся, видя, как облачко неторопливо устремилось в сторону города, прячась среди белых облаков.
Вдруг ворота Асгарда распахнулись, выпуская на поле боя Сварожью Дружину. Ведьмак нахмурился, взглянув на появившуюся в небесах ладью Ратибора. Белые пушистые облака вмиг потемнели, стягиваясь к полю битвы грозовыми тучами.
– Ярослав! Ратникам поднять щиты, ряды сомкнуть. Копейщиков выставить в первый ряд. Держать центр! – Стоян призвал на помощь весь свой опыт воителя, пытаясь понять происходящее. – Пугать нас удумали? Ну, что ж, в своей конуре и собака хозяин. Крам! – Огромный хаттский воин, начальник стражи Рамуноса, испуганно дернулся, взглянув на ведьмака. – Поручаю тебе левый фланг. Колесницы изготовить к бою. Когда Дружина пойдет в атаку – ударишь с фланга.
Неуверенно кивнув, Крам бросился исполнять приказание. Ведьмак обернулся, отыскал взглядом Пастуха.
– Пастух! Твой правый фланг.
Старый ведьмак запрыгнул на коня и устремился к правому флангу, готовиться к битве. Вандал нахмурился, недовольно глядя вслед Стояну. Снова брат унижал его, оставляя в тени своей славы.
– Брат мой Стоян! – раздался с носилок возмущенный голос Рамуноса, приподнявшегося на локте. – Я сам буду командовать своими воинами. Немедленно верните Крама! Я сам отдам ему приказ.
Стоян злобно ощерился, обернувшись к Вандалу:
– Мне надоело хрюканье этого борова! Заткни его, брат!
Вандал радостно кивнул, быстро направившись к носилкам хаттского царя. Рамунос удивленно взглянул на приближающегося к нему воина. Взгляд царя медленно скользнул по его руке, испуганно задержавшись на длинных крючковатых медвежьих когтях.
– Что с твоей рукой, воин?