Оба мы стараемся не вмешиваться в их семейную перепалку, в результате чего Льюис приходит к выводу, что мы с ним согласны: сливочный – единственный подходящий вариант, ведь окна гостиной выходят на север. Руби пытается договориться с доктором Палаши насчет компьютерного сканирования, но тот явно больше озабочен возможной победой Льюиса в их декораторских войнах. Дальше со своей обычной мрачной миной словно из воздуха материализуется дама в белом халате и награждает нас пронизывающим взглядом, прежде чем скрыться за дверью приемного. Мы с Руби пожимаем плечами; остальные двое чересчур увлечены дискуссией о напольных покрытиях, чтобы заметить ее.
Сегодня мне попадается в ординаторской Суприя – она проверяет результаты анализов крови.
– Ты как, в порядке? – спрашиваю я, разыскивая кое-какие записи.
Привычный коротенький разговор в больничной суете.
– Да, уже все нормально. Спасибо, что меня успокоил. Мне стало гораздо лучше. Но все-таки, как просто выбить почву у человека из-под ног, правда?
Киваю в ответ. Она спешно что-то строчит в карте, одновременно отвечая на вопросы одной из медсестер. Ей отлично удается делать несколько дел одновременно. Так и представляю, как дома она заправляет постели, готовит завтрак и борется за мир во всем мире. Не забывая при этом записаться на маникюр.
Неделю назад Суприя пережила настоящий кризис, но теперь уже движется дальше. В этом вся суть профессии врача: ты постоянно думаешь наперед, распределяешь задачи, переходишь от пациента к пациенту, стараясь не переносить драматизм одной ситуации на следующую. И так день за днем. В медицине неделя – это долгое время.
Раздается громкий стук и все доктора и медсестры жмурятся. Барни подавляет смешок, кто-то любезно подает доктору Пайку салфетку: у него все брюки в овсяной каше. Он осторожно ее промокает, а потом вдруг застывает на месте. Внимательно смотрит на пациентку, лежащую в кровати. Поднимает с пола тост, секунду назад сброшенный с подноса с завтраком. Сестра выступает вперед:
– Если вы голодны, у нас есть печенье, – тактично замечает она.
– Тост жесткий, – говорит он и добавляет, – А овсянка остыла.
Определенно доктор Пайк вне себя.
– Теперь всем понятно, что такое с миссис Хадсон, правда? – спрашивает он, обводя взглядом удивленных сестер и интернов, толпящихся вокруг койки.
Миссис Хадсон поступила в отделение после того, как упала. Лучше ей не становится. Собственно, как я теперь понимаю, мы упустили кое-какие важные сигналы, которые объясняют, почему она так слаба. Мы смотрели, но не видели.
Работа врача сродни работе детектива. Постановка диагноза во многом напоминает дедуктивный процесс, который использует хороший сыщик. Надо установить возможных подозреваемых и путем допросов исключать одного за другим, пока не останется последний, тогда диагноз и определится. Неудивительно, что величайшего сыщика в литературе придумал врач. Своего Шерлока Холмса сэр Артур Конан Дойл списал с профессора Джозефа Белла, у которого был интерном. Белл неоднократно поражал Конана Дойла неожиданными наблюдениями относительно несвязанных друг с другом феноменов, которые затем сводил воедино, определяя причину болезни. К этому же приему прибегает и Шерлок Холмс при раскрытии преступлений. Собственно, техники наблюдения и дедукции входят в программу медицинского колледжа и применяются всеми врачами. Подробный осмотр пациента, к примеру, обычно начинается с рук: там могут присутствовать кое-какие признаки, указывающие на предположительный диагноз. Красные ладони означают проблемы с печенью, ногти, загнутые кверху, – железодефицитную анемию и так далее. У миссис Хадсон катаракта, также у нее артрит. Но что означает открытая шкатулка у нее на тумбочке, в которой лежат зубные протезы? Какое отношение к этому имеют холодная овсянка и жесткий тост? Элементарно, дорогой Ватсон! (Простите, не удержался.)
– Естественно, она никак не окрепнет – она же не ест. Отсюда и остывшая овсянка, и зачерствевшие тосты, – заключает доктор Пайк. Ведь зубные протезы лежат от нее слишком далеко, видит она плохо, а поднос ставят так, что до него не дотянуться. Из-за артрита ей сложно резать еду, и подносы с завтраком, обедом и ужином стоят нетронутыми, а потом их, без всяких вопросов, просто уносят из палаты.
Случай миссис Хадсон отнюдь не единичный. Сестры открыто признают, что у них нет времени, чтобы кормить пациентов. Это происходит не из-за халатности, а потому, что их заваливают бумажной работой, и собственно уходом заниматься им некогда. Однако старики – не единственные пациенты в больнице, которые не могут сами есть, и все-таки вы не увидите в педиатрии шеренги некормленых младенцев, которым сунули бутылочки и велели разбираться, как получится. Из чего я делаю вывод, что истощение пожилых людей, лежащих в больницах, указывает на общественную проблему – пренебрежение стариками. То есть все мы смотрим, но не видим.