— Делиться — значит заботиться, Картер, — бормочет Хэнк рядом со мной, его рука нежно прижимается к моей, в то время как свободной рукой я чешу Дублина на моих коленях. — К тому же, я не видел вас двоих с тех пор, как вы вернулись с ваших развлечений на весенних каникулах, — хихикает он. — Ну, я никогда не
— Черт… — Картер проводит рукой по лицу. — Ты единственный слепой человек, который шутит над своей слепотой.
— Я думаю, что я единственный слепой, которого ты знаешь, и точка. И если я не могу немного посмеяться над собой, в чем тогда смысл жизни? — Хэнк обнимает меня за плечи. — Ты просто злишься, потому что я завоевал твою даму. Не принимай близко к сердцу, я всегда был свое рода дамским угодником.
— Ты встретил Ирландию в четырнадцать, начал встречаться с ней в пятнадцать, женился на ней в восемнадцать и никогда не был с другой женщиной, — Картер похлопывает себя по коленям и играет бровями, пытаясь заманить меня туда. Он закатывает глаза, когда я не отвечаю. — Я бы не назвал тебя дамским угодником.
— Похоже, ты ревнуешь, — удивительно, что эти двое не родственники, потому что Хэнк сейчас звучит так же самодовольно, как Картер. — Почему бы тебе не перестать жаловаться и не пересесть к Олли с другой стороны?
— Потому что там твоя чертова деловая собака!
Дублин поднимает голову и смотрит на Картера одним из своих очаровательных взглядов, когда он наклоняет голову, и его шоколадные глаза грустят, а уши мило свисают.
Картер вздыхает.
— Да, да. Ты милый, все тебя любят, мы это знаем, Дубс.
Я, смеясь, пододвигаю Дублина ближе к себе, и освобождаю на диване место, похлопываю его рукой.
— Иди сюда, ты, большой ребенок.
Картер вскакивает на ноги и несется на освободившееся место. Мы вместе три месяца, а этот человек все еще ненавидит, когда между нами появляется хотя бы немного расстояния. Не то, чтобы я против. Его язык любви — физическая близость, и я люблю делиться ею с ней, поэтому наши пальцы обвиваются вокруг друг друга, как только он садится рядом с собакой. Его губы касаются моего плеча, он шепчет «
— Кстати, о детях…
Я напрягаюсь от слов Хэнка. Прошло уже больше месяца с тех пор, как после хоккейного матча Картера Аланна обрушила на репортеров бомбу о браке и детях. И хотя мы вроде как не обсуждаем эту тему напрямую, Картер стал ходить по дому и называть себя дилфом при каждом удобном случае. Я даже поймала его на том, что он пытается изменить свой контакт в моем телефоне с «
И все же, Хэнк заканчивает свое предложение совсем не так, как я ожидаю.
— Когда ты собираешься завести собаку?
Я смотрю на Картера, одна рука которого зарыта в шерсть Дублина, грустный взгляд устремлен на собаку, в то время как его свободная рука поглаживает меня по спине.
— Ты хочешь собаку?
Он кивает.
— У нас в детстве был Макс. Он умер, когда мне было пятнадцать. Родители не разрешили нам завести еще одну, из-за того, что мои тренировки по хоккею и танцы Дженни стали очень частыми. Мы почти не бывали дома. Они говорили, что это нечестно по отношению к собаке, — его губы трогает кривая улыбка, он отводит одно из шелковистых золотистых ушей Дублина. — Я был так зол на своих родителей. Тогда я этого не понимал, но сейчас я осознаю, что они были правы. Было бы несправедливо передавать его родственникам, чтобы они постоянно присматривали за ним. Это было бы нечестно.
Прежде чем я успеваю нахмуриться, Хэнк сжимает мое колено.
— Но сейчас все иначе, Картер. У тебя здесь мисс Оливия. Твоя старая отговорка, что у тебя нет никого, кто мог бы присмотреть за собакой, когда тебя нет, откровенно говоря, полная ерунда, сынок.
— Я готова присматривать за твоей собакой, — бурчу я.
Картер ласково улыбается и сжимает мою руку.
— Когда-нибудь.
— Отлично. И кстати о собаках, когда вы двое подумаете о том, чтобы завести детей и сделать меня типо дедушкой?
— Кстати о собаках, когда у нас будут дети? — Картер сжимает переносицу, потирая уголки глаз. — Не вижу, блять, никакой связи, старик.
— Ну, в последнее время все горячие сплетни лишь об отчиме Картере.
Хэнк прав, хотя мне бы хотелось, чтобы это было не так. Статьи о Джеме и Аланне на хоккейном матче неустанно продолжают выходить. Порой, люди, которые всё про всех знают, ни черта не знают.