Доверься мне (ЛП)

Я улыбаюсь ему, мое сердце сжимается в груди, а он улыбается мне в ответ, тянется через стол, берет меня за подбородок и целует в губы.

Он возвращается на свое место.

— Не могу дождаться, чтобы сходить с тобой новый мультик от Диснея.

Моя вилка со звоном падает на стол.

— Что?

Он мотает головой, избегая моего взгляда.

— Да, и я должен тебе новую коробку «Орео» для моего праздничного торта. Я случайно съел пачку, пока ждал тебя с работы. Хотя этот рецепт выглядит фантастически. О, и ты знаешь, как я постирал эти футболки? Я постирал с ними и ту, что нашел в подарочном пакете. На которой надпись Мистер Невероятный.

— Картер!

Он поднимает голову, пригвоздив меня невинной улыбкой и совсем не невинным пожатием плеч.

— Ты не можешь на меня злиться. Я же именинник.

ГЛАВА 40

Я ВЫЖИВУ

Оливия опаздывает, но в этом нет ничего нового. Я не возражаю, только немного боюсь, что ее племянники придут на ночевку, а ее все еще не будет. Думаю, с Аланной я справлюсь, но с Джемом? Ему, типа… нужен ответственный взрослый. И этим взрослым буду я.

Я заканчиваю финальные приготовления к киновечеру и снова проверяю свой телефон. Оливия не отвечает, а дети будут здесь через час.

Я уже говорил, что никогда раньше не нянчился?

Я паникую.

Я, постукивая ногой, набираю номер Оливии, слушаю каждый гудок, после чего мой звонок перенаправляют на голосовую почту. Мне не важно, насколько мило она извиняется за пропущенный звонок. Я все равно паникую.

Она должна была прийти еще час назад. Она взяла одежду с собой на работу, чтобы прийти сюда сразу. Она все еще не здесь, и не отвечает ни на звонки, ни на сообщения. Может быть, это я просто чрезмерный контроль, а может быть, когда я в последний раз не мог дозвониться до человека, он лежал мертвы на обочине дороги. Но я уже не паникую так сильно.

Именно поэтому я звоню еще два раза.

Запыхавшаяся Оливия отвечает лишь на последний звонок.

— Алло?

Боль в груди утихает, но я все равно кричу: — Где ты? Почему ты не отвечаешь?

— Мне… мне жаль, Картер.

Я закрываю глаза на удивление и обиду в ее голосе. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь снова.

— Ты в порядке?

— Я в порядке, — она вздыхает, ворчит и издает множество других звуков. Мне кажется, я слышу… пинки? Удары? — Тупая… гребаная… снежная… гребаная канадская зима… не машина… а кусок дерьма!

Я сдерживаю смех. Сегодня второй день марта. Для большинства, и обычно для нас тоже, это означает приход весны. Но в этом году зима адская, то есть вчера у нас была снежная буря. Оливия ездит на старой Toyota Corolla, и купила нынешнюю зимнюю резину в первую зиму, когда приехала сюда. Это ее восьмая зима здесь.

— Где ты, Ол? — иногда с ней легче ходить вокруг да около, чем спрашивать напрямую не застряла ли она в снегу.

— На дороге рядом со школой, — ворчит Оливия.

— Ага. А почему? Занятия закончились в два тридцать. Сейчас четыре.

— Я застряла, — бормочет она.

— Ты что?

— Застряла.

— Скажи это еще раз, принцесса. Я не могу расслышать тебя из-за треска камина, — если я доведу ее до нужного уровня бешенства, до прихода детей мы успеем провести один раунд дикого секса.

Оливия все еще ругается на меня, и я улыбаюсь себе, когда сажусь в свой внедорожник и выезжаю из гаража.

— Ты приедешь за мной? — тихо спрашивает она, когда мой телефон подключается к динамикам.

— Ага. Мог бы и час назад, если бы ты позвонила мне сразу, как только застряла.

— Я не… это было не так…ты…ааа!

— Буду через пятнадцать минут, — говорю я ей с усмешкой.

— Спасибо. Ты найдешь меня на обочине дороги, наполовину в канаве.

И именно там я ее и нахожу. Снега всего ничего, но он тяжелый и мокрый. Такой, который не сдвинется, а значит, ее попытки отлепить его от колес бесполезны. Я вижу, как двигается ее рот, когда она разговаривает сама с собой, вижу, как выгибается ее тело, когда она видит меня. Она драматично вертится над капотом своей машины, и я люблю ее больше, чем когда-либо.

— Так, так, так. Кто бы мог предположить, что маленькая красная машинка не проедет по такому снегу?

— У меня есть зимние шины!

— Не хочу тебя расстраивать, милая, но, когда твоим шинам восемь лет и на них нет протектора, они не справятся со своей задачей.

Оливия пыхтит и дуется, но ничего не отвечает, вместо этого скрещивая руки на груди и хмурится. Ее шапочка сползает на лоб, и она игнорирует то, что та сползает ей на глаза, потому что продолжает хмуриться на меня, моя свирепая малышка.

— Ты не можешь ездить на этом куске г… — я останавливаюсь, уловив медленное движение ее темных бровей. Они ждет, как я закончу начатое слово. — Глянцевого красного металла, — уголок ее рта приподнимается, и я улыбаюсь. — Он не предназначен для канадской зимы.

Оливия вскидывает обе руки. Из-за толстых варежек с висячими щенячьими ушками это выглядит скорее мило, чем пугающе. — Ну, извините меня за то, что у меня нет семи машин на выбор!

— Пяти, — бормочу я.

— Что?

— У меня только пять машин.

Она раздраженно закатывает глаза цвета мокко.