Я снова, как накануне, оказалась распластана поперёк кровати, снова с интересом наблюдала за происходящим, так же с тайным удовольствием отмечая, что мне нравится происходящее.
Нравилась бесцеремонность, напор, даже злость, с которой мои руки прижимали к матрасу. Боль вперемешку с удовольствием, невозможность решать, оказывать сопротивление – всё нравилось, и накрывшее с головой, неземное, нереальное удовольствие – нравилось.
Новый, интересный опыт, такой же, как проба национального блюда при первой поездке в незнакомую страну. Блюдо может оказаться приторно сладким или невозможно острым, иметь странную консистенцию, вкус, запах, но нельзя отказываться от новых впечатлений. Впечатление – единственное, за что на самом деле стоит платить деньги. Так говорила бабушка Зина, я ей безоговорочно верила. Человек, вдыхающий много лет души в куклы, не мог ошибаться.
Если не отходить от кулинарной темы, то опыт с Вальдемаром в Цюрихе был похож на лютефиск – высушенную и вымоченную в щелочи треску, которая превращается в склизкую полупрозрачную субстанцию. Приезжая в Норвегию, я непременно покупала лютефиск, несмотря на внешний вид, запах и то, что в нём содержится токсичная аминокислота лизиноазалин, вызывающая почечную недостаточность. Однако, мне никогда не приходило в голову есть вымоченную в щелочи рыбу каждый день, везти её домой, заменять ею остальной рацион.
Богоподобный Вальдемар Рихтер решил по-своему, сделав запасы, он постепенно вытеснял другие блюда с нашего стола. Исчезли бобы адамамэ с морской солью, крудо из целой рыбы. Испарились, словно и не было, сытные бизнес-ланчи, сырники на завтрак, салат с лисичками на ужин.
Остался лишь лютефиск, отравляя мой организм лизиноазалином.
Сначала я говорила, что невозможно постоянно есть треску в щёлочи. Как бы мне ни нравился этот вкус, токсины не перестают действовать на моё тело. Разум каждый раз напоминал о лизиноазалине, заставляя раз за разом сжиматься тело.
Потом решила – Вальдемар Рихтер прав, как оказывался прав всегда и во всём. Одежда какого бренда будет уместна на мероприятии, если мы приглашены как официальная пара. Куда стоит инвестировать средства. Когда должна состояться наша свадьба. Прав. Я действительно «такая девочка».
Пока однажды не заявила на совместном с почти венценосными Рихтерами ужине – по случаю выхода второй книги о Ёжкине, – что разрываю помолвку с Вальдемаром и отказываюсь выходить замуж за самого завидного жениха страны, а может быть, и всего мира.
«Ешьте сами свой лютефиск!» – подумала я, бросив смятую салфетку на белоснежную скатерть.
«Морковка!» – поддержал меня Ёжкин.
Любой астматик боится задохнуться. Страх живёт в нас подспудно и бесконечно. Единожды испытав приступ, никогда не забываешь ужас, поражающий каждую клетку организма.
Вода – чужеродная среда для человека, в ней невозможно дышать, поэтому я никогда не любила воду. Я любовалась Тирренским морем из окна уютной квартирки, ходила на пляж, набережную и пирс, но никогда не подходила близко, словно мелкая, ласковая волна у берега могла поглотить меня с головой, лишив возможности вдохнуть, а главное – выдохнуть.
В тот день я узнала, что тоническое торможение под струями тропического душа страшнее морской волны и бронхиального спазма.
Вальдемара Рихтера я не видела с того мгновения, как он вышел за стеклянную дверь ванной комнаты.
– Как ты могла? – заламывала руки Артемида Люблянская, вышагивая по моей спальне утром.
К тому времени я почти научилась заново дышать, хоть и на половину лёгких, мышцы перестало сводить судорогой, а разум – корчится от мысли, что он готов снова и снова есть чёртов лютефиск.
– Как ты посмела?! Это Рихтер, сам Рихтер! – продолжала мама.
– Так уж и «сам», – хмыкнул под нос папа.
– Боже мой, боже мой, какой скандал!
– Меньше драмы, – Сергей Люблянский посмотрел на жену, приподнимая брови, будто видел её впервые за много лет.
– Сергей!
– Бросила, значит, есть за что, – философски изрёк папа.
– Какой скандал! – продолжала визжать Артемида, обвиняя меня во всех грехах человечества разом, предрекая вспышку бубонной чумы, нашествие саранчи и ураган Камилла на головы несчастных Люблянских по моей вине.
А чего вы хотите от жутко неорганизованной, бесталанной и бестолковой носительницы второго размера груди и пышных бёдер, на целых пять сантиметров превышающих золотой стандарт в девяносто?
– Я ухожу, – заявила я.
– Куда? – уставилась на меня блистательная в своём несравненном совершенстве Артемида Люблянская.
– Куда? – по привычке я посмотрела на папу, который смерил меня одобряющим взглядом, подмигнул и ответил:
– У тебя есть квартира бабушки Зины.
– Точно! – воскликнула я… И действительно ушла.
Собрала минимум вещей, уложила их в чемодан жизнерадостной расцветки, взяла ноутбук, фотоаппарат, телефон и уехала, с огромным трудом отыскав закинутые в самый дальний угол ключи от квартиры.